У въезда в Бонкур примерно в сотне метров за щитом с названием этого городка расположена кондитерская. Место для торговли невыгодное. Здесь только тот может заработать, кто продает самые крупные булки, самый хрустящий хлеб и самые изысканные торты, превосходя конкурента с рыночной площади. Все три года, что прошли со смерти хозяина, командует пекарями и товарами его вдова, Жильберта Рибо, полная решительная женщина лет сорока пяти. А хозяйки кондитерской в Бонкуре испокон веку не бывало. Это не значит, что против такой женщины, как Жильберта, что-то имели, нет, она была старожил в городке и дама вполне респектабельная. Кондитерская у въезда в Бонкур оказалась первой остановкой молодого человека. Во всяком случае, так выяснилось позже, когда мадам Рибо давала показания в комиссариате. Она сказала:

— Я сразу обратила на него внимание. Вы же понимаете, в семь утра чужого в лавке не часто увидишь. Не то чтобы он на меня страху нагнал. Нет, он не был одним из тех, кто делает покупки со складным ножом или кастетом в кармане. Я сказала бы, вид у него был робкий, пожалуй, даже какой-то подавленный. Похоже, он приехал из Парижа ранним поездом. Он попросил два пирожных, как раз были свежие. Я подала ему пирожные, он расплатился мелкими монетами, я хорошо помню. Он слова не произнес. Просто показал на пирожные и поднял два пальца. Как будто у него было какое-то расстройство речи, заикание, например, и он боялся говорить. Но оказалось-то не так. Уходя, он сказал очень отчетливо: «До свидания, мадам».

Если идти от кондитерской к центру города, нельзя не обратить внимания на дома, стоящие по обе стороны улицы. Красивые, уютные дома. А если на каком-либо из них висит объявление о продаже, нельзя не почувствовать желания провести здесь закат своей жизни.

У поворота улицы к рынку дома начинают толпиться, напирать друг на друга. Они стоят здесь вплотную, порой смыкаясь крышами, и архитектура у них очень разная. Один — широкий, с оштукатуренным фасадом и сворачивающимися жалюзи на окнах, другой — совсем маленький, едва втиснулся в узкое пространство между двумя пузатыми домищами. В домишке с крошечными окнами и узкой дымовой трубой расположена лавка, скорее даже лавчонка; ей не хватило места, чтобы устроить настоящую витрину. В чем-то вроде ниши лежат запыленные и несколько уже выцветшие пачки сигарет популярных сортов — «Голуаз» и «Житан», а за ними можно найти и пару блоков «Уинстона» и «Пэлл-Мэлл»: они похожи на павлинов среди стаи кур. Рядом со входом стоит проволочная подставка, на ней всевозможные ежедневные газеты, выше всех — «Монд».

Хозяина этой табачно-газетной лавки знали в Бонкуре только по имени — Серж. Он был родом из Югославии, а сюда его занес ветер войны.

Молодой человек купил у него газету.

В комиссариате Серж потом сказал следующее:

— Молодой человек, я имею в виду грабителя, уже стоял около моей лавки, когда я отпер дверь. Он говорил со мной, да, но очень тихо, как будто был простужен. Он не произвел на меня впечатления озлобленного или опустившегося человека. А попросил он у меня газету. «Какую?» — уточнил я, потому что их ведь много, сосчитать и то трудно. Он показал на «Фигаро». Это меня немного удивило. Никогда раньше не видел, чтобы человек его возраста читал «Фигаро». Но я думаю, что это не имело значения, он просто показал пальцем на первую попавшуюся газету. Потом он заплатил, газету сложил и засунул в карман куртки. На нем была броская коричневая куртка в зеленую и красную шашку. Но я особенно не рассматривал куртку, я смотрел на его ботинки. Меня научил этому один человек, который приехал из Нью-Йорка. Он сказал, что там в метро есть типы, которые грабят пассажиров, если подворачивается удобный случай — например, когда богатый по виду человек оказывается один в вагоне. Эти типы, грабители, так сказал мой знакомый, приехавший из Нью-Йорка, обычно носят баскетбольные кеды. Поэтому, посоветовал он, всегда нужно смотреть, что у человека на ногах, если он вызывает какие-то подозрения. Да, вот я и посмотрел на этого молодого человека. А у него были не баскетбольные туфли, а обычные кожаные полуботинки.

Жильберта Рибо и Серж были единственными в Бонкуре, кто встретился с молодым человеком до трагических событий. Они и догадываться не могли, что произойдет дальше: нападение на банк, захват заложников, убийство. Такого в Бонкуре еще никогда не было.

Понятно, что показания этих двоих мало что дали следствию. Рассказ трех банковских служащих тоже особой пользы не принес. Оставались только те показания, на которых, собственно, все и строилось. Но эти показания вызывали определенные сомнения...

Что действительно произошло в банке Бонкура, навсегда останется не вполне ясным. Это нужно подчеркнуть заранее, так как нижеследующее описание событий того утра основано главным образом на предположениях. Не следует умалчивать и о том, что это описание читал комиссар Фриссак. Никто не ожидал, что он официально его поддержит — это не разрешается, — но и опровергать он ничего не стал.

В некоторых местах, прежде всего там, где упоминался он сам, комиссар громко и отчетливо выражал свое недовольство, но пусть это никого не удивляет. А чтобы избежать односторонности в описании, самые важные замечания комиссара Фриссака я в несколько сокращенном виде привел в соответствующих местах.

Антуан Раппар был ничем не примечательный молодой человек. Когда он вышел на вокзале Бонкура из парижского поезда, по нему не было видно, знаком ли он с городом. Однако потом в сарае у скоростного шоссе на Париж нашли бесхозный мотоцикл «хонда».

Комиссар Фриссак утверждал, что Раппар эту японскую машину украл и незадолго до нападения на банк пригнал в Бонкур, чтобы обеспечить себе быстрое бегство. Бензобак был полон.

(Здесь комиссар Фриссак несколько раз кивает, соглашаясь.)

И верно, юноша привел японский мотоцикл, но он не был украден. Антуан Раппар взял его напрокат на несколько дней в Париже. Он приехал в Бонкур на мотоцикле, оставил его и на следующий день вернулся сюда уже в поезде. Таким образом, комиссар ошибался.

(Комиссар Фриссак отреагировал на это заявление вялым движением руки. Неудивительно.)

Комиссар Фриссак был во всем прямой противоположностью Антуана Раппара. Он мог бы быть его дедом, а по взглядам и образу жизни не имел с ним ничего общего. Возможно, поэтому он относился к юноше предубежденно.

(Здесь Фриссак энергично запротестовал. Криминалист, заявил он, никогда не бывает предубежденным, хотя может и не иметь с преступником ничего общего.)

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.