Вот сейчас она встанет и медленно пойдет по рядам, наклоняясь к партам и зажигая пламенем своей свечи фитили самодельных коптилок и других свечей, и класс постепенно озарится колеблющимся, дрожащим светом. Если сесть на заднюю парту, а еще лучше встать в угол и посмотреть на весь класс сразу, маленькие огоньки, расставленные по партам, вызовут страшное оцепенение, ощущение чего-то торжественного, как, например, молитва в церкви, хотя эту молитву тогда я видел один всего раз, да и то через открытую церковную дверь. Но в то же время класс, освещенный теплыми огоньками, создавал уютность, и когда вспыхивал электрический свет, нас точно обдавало холодом.

Половина первого урока нравилась мне больше всего, потому что мы говорили не про учение, а про всякую всячину — ведь после того, как Аполлинария Николаевна зажигала огоньки, она возвращалась к столу, доставала из своего портфеля коробочку, склеенную из желтоватого картона, а вслед за ней серебряную старинную ложечку, завернутую в платок; дежурный по классу заранее наливал из бачка в коридоре кружку кипяченой воды — кружка стояла в учительской на подоконнике, — и вот она снова шла по рядам, доставала ложечкой из коробочки шарик витамина «С» и клала его прямо в чей-то рот, потом булькала ложкой в кружке, которую нес дежурный, и повторяла все сначала.

Можно было раздать шарики быстрее, сэкономив урок, но наша Аполлинария Николаевна знала нас, знала, что дай витаминку в руки, мы тут же начнем меняться или копить, а это значит, что кто-то останется без спасительного шарика: по городу угрюмо бродила цинга, и раз в неделю, когда уже светало, учительница заставляла нас неудобно открывать рот, сжав при этом зубы. Она осматривала десны.

Впрочем, витаминок хватало ненадолго, и чаще всего на учительском столе по утрам высилось эмалированное ведро.

Вот это была мука! В ведре она запаривала хвою еловую или от сосны, получался красивый на вид зеленый, но до ужаса горький отвар, и Аполлинария Николаевна снова терпеливо ходила по рядам, теперь уже с кружкой, полоскать которую приходилось в котелке.

Мы ныли, мы канючили, нельзя ли подсластить этот хвойный отвар хотя бы сахарином, а еще лучше заменить его шариками витамина «С», но Аполлинария Николаевна отвечала нам, что сахарин вреден для почек, что горький вкус отвара — это признак природного витамина, который содержится в хвое, и что его пьют даже раненые в госпитале.

Это сравнение возвышало нас, заставляло пить горькую воду, но забыть сладкие шарики мы не могли.

Только потом школьная нянечка проговорилась как-то, что витаминки-то Аполлинария Николаевна получала в аптеке на деньги, которые полагались ей за ордена Ленина. А еще на свою зарплату. И уж потом только заваривала горькую хвою.

И вот она разглядывала меня, как тогда, давным-давно, прикрыв ладошкой пламя свечи. Ладошку истончило время, она светилась красным с желтизной лепестком, я шагнул к ней, поцеловал ее в висок, поздоровался, потом назвал свою фамилию.

— Алик! — воскликнула она.

— Неужели помните?

— А как же!

— Но прошла целая вечность! Тридцать лет!

— Милый мой, — сказала она поучающе, но со смехом в голосе, — запомни: человек в моем возрасте не знает, что он делал пять минут назад, но зато хорошо помнит, что сказала ему однажды поутру бабушка лет этак, — она прищурилась, — девяносто назад.

— Аполлинария Николаевна! — воскликнул я. — Хоть, может, это бестактность задавать такой вопрос даме, простите, но сколько же вам?

— Хо! — игриво взмахнула она рукой. — Пожалуйста! Я уже давно за пределами того возраста, который называется, дамским. Стукнуло еще пять!

— Сверх?

— Сверх девяноста.

Настала моя пора. Приглядевшись ко мне, она сказала властным, как в четвертом классе, голосом:

— Теперь говори ты. Где живешь, что делаешь, где учился?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• …
• 26
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.