Не было у меня конца этой истории с деревянными ручками, забыл начисто.
— Купила ему железную. Знаешь, такие были, неудобные, толстые, совсем не для малышей, с одного конца огрызок карандаша, с другого ручка, они еще вовнутрь убираются.
Совсем забыл. Железо, видать, Вовке оказалось не по зубам.
Да, железо. Нам оно досталось в виде ручек и перьев, а другим в форме осколков и пуль. Вовкиному старшему брату Сереже, например.
Теперь-то мы намного старше Сережи, вот ведь какие дела. Где Вовка, я не знаю, утерял его следы, но, главное, жив, чем-то занят своим, что-то делает, и старше мы с ним давно-давно его погибшего брата, никогда мной не виденного Сережи, только лишь потому, что даже самая страшная прежняя война делила железо не поровну. Не на всех.
А если же все-таки грянет новая?
Теперь не война железа — война радиации; страшно представить, какое равенство она обещает, взрослым и несмышленым. Железа не могло хватить на всех, этого — хватит...
Неужто возможно?
— Нет, нет, — говорит она, — я в это не верю. Мы говорим про войну, не прошлую — возможную.
— Представь себе, сколько энергии человечество тратит на ученье, не денег, а именно энергии, нашей, учительской, и, значит, человеческой. Эта энергия необычна Духовная энергия. От нее не работают электростанции, но работает человеческий мозг. Дух. Разум, наконец. Доброта, гуманизм и на самый худой конец чувство самосохранения. Ты согласен?
Я-то согласен.
Она мотает головой. И наклоняется ко мне. Я приближаюсь.
— В конце концов, — говорит она, хитро усмехаясь, — жить не надоедает, я тебе говорила. Не только мне. Но и тем! — Она кивает куда-то в сторону. — Американцам.
Я рассказал, как там, на той стороне Земли меня пригласили в гости: очень солидная компания, негры и белые, пожилые, седоволосые люди. Стол ломился от еды, но и хозяева и я, поняв друг друга с полуслова, договорились сперва посмотреть телевизор — запись вчерашнего матча по боксу в Атланте. Это была сенсация конца семидесятого года. Знаменитый Кассиус Клей, впоследствии Мохаммед Али, вышел на помост первый раз с тех пор, как отказался воевать во Вьетнаме. За это его лишили права боксировать.
Результат уже все знали, он был неинтересен, противник проиграл Клею очень быстро и по техническим причинам, кажется, рассекли бровь, но всем хотелось посмотреть Кассиуса, каков он стал, не испугался ли того, как ему погрозили пальцем.
Сказать откровенно, в том первом матче Клей был никаким, бой не получился, зрелище тоже. Победитель уходил с ринга растерянным, и я еще подумал, грешным делом: а может, это ему нарочно не дали победить с триумфом? Не допустили настоящей победы?
Потом была вечеринка, конечно же, все говорили про бокс, наконец мои доброжелательные хозяева усадили меня в роскошное кресло, попросили рассказать про нашу жизнь и притихли.
Я подумал и рассказал им о том, как моя мама сдавала кровь, чтобы купить мне еды повкусней, как война отняла у моей жены отца и мать, оставив трех девочек на руках малограмотной бабушки, как моя учительница принесла матери известие о гибели собственного ученика и что в той войне у нас погибло двадцать миллионов.
— Сколько? — переспросил белоголовый от седины, интеллигентного вида, красивый неф. — Переведите еще раз.
Переводчик выполнил его просьбу.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Игорь Ларионов – о проблемах советского хоккея
Корреспондент «Смены» Сергей Каленикин беседует с доктором философских наук, профессором Масхудом Джунусовым
Игорь Кезля и Андрей Моргунов - к творчеству, со всей серьезностью