Флагман отечественного станкостроения дал течь
Флагман отечественного станкостроения, трижды орденоносный — и вдруг...
Но так ли уж вдруг?
Да, банкротство, приписки, многомиллионный долг государству — все это для заводчан было громом среди безоблачного парадного неба. Знамена и премии, лауреатства и ордена — зримые, осязаемые, конечно же, внушали уверенность в благополучии. Работать на станкостроительном считалось и выгодно, и престижно. Один из ветеранов завода рассказывал: «Бывало, спросят, где работаешь? — У Чикирева Николая Сергеевича. Смотрят уважительно — правильный мужик, надежный».
И вот надежность, правильность обернулись иллюзией. Но ведь рабочий коллектив — не вздорная, капризная старуха из сказки. Видели, чувствовали: неладно на заводе. Авралы, постоянные сверхурочные, идет брак и идут премии, автоматическая станколиния для «зиловского» филиала в Ярцеве по всем бумагам значится готовой, уже, вроде, автомобильные движки точит, а она, линия эта, здесь в сборочном — вот они, полупустые станины... И в ноябре прошлого года, на отчетно-выборной партийной конференции, не случайно, не в эмоциональном порыве прозвучало: «Нас обманывали, потому что мы позволяли это делать, потому что так было удобно...» Горькое, выстраданное признание.
Хотя действительно о катастрофичности финансового разора ведали лишь единицы. Опытный экономист, бухгалтер-ревизор Евгений Васильевич Королев говорил мне: «Я, как и многие, был ошеломлен, узнав правду. Сорок шесть с лишним миллионов рублей долга — это даже для такого мощного предприятия крах, банкротство. Практически мы уже несколько лет живем в долг. Но Николаю Сергеевичу, безусловно, верили и на -заводе, и в министерстве, и выше...»
Проще всего задним числом списывать случившееся на это вот самое «доверие». Неподотчетность генерального директора Чикирева коллективу, а коммуниста Чикирева — партийному комитету вряд ли была результатом лишь наивной доверчивости. Административно-командный стиль управления диктовал свои правила игры. Телефонный звонок при таких правилах решал куда больше, чем рабочее' собрание и партком.
Прошлой осенью прошелестело, а затем и открыто пронеслось по бригадам, отделам, цехам слово «чикиревщина», обозначив не частный производственный срыв, не просчет генерального, пусть и серьезнейший, но - случайный, временный, который можно поправить, а явление. Не столько экономическое, сколько нравственное. (Впрочем, ежедневно, да что там — ежечасно убеждаемся теперь, как. переплетены в судьбе Отечества нравственность и экономика, материальное и духовное...)
Не обременительно для разума и совести свести все, что произошло на заводе имени Серго Орджоникидзе, к одиозной фигуре директора. Мол, «звездная» болезнь подкараулила: подмял партком и профком, стал делить работников на угодных (читай — «удобных») и неугодных. Да и характер крутой, грубоватый — из рабочих сам, из станочников. Но на четвертом году переналадки жизни, отношений людских высветилось иное, когда экономическая целесообразность подменяется армейским «надо», когда на тысячах предприятий страны последняя десятидневка страны ежемесячно становится' «битвой» за план, когда не важно, что и как ты сделал, а важно, как отчитался, когда хозяин на заводе не коллектив, а директор (точнее, должность, кресло!), то попросту наивно все беды списывать на начальственные «капризы». Не работает машина, заменил деталь, узел — пошла. Ну, а если конструкция, система устарела?
...Не в оправдание Чикиреву пишу это. Как, чем можно оправдать ложь?
За первый квартал 1988 года объединение привычно получило переходящее Красное знамя Минстанкопрома и отраслевого ЦК профсоюза. И весьма внушительную премию. Были, как положено, поздравления, заверения. И в это же самое время в цехах собирали пятнадцать «безадресных» (не заказанных, не нужных, по сути, никому!) станков стоимостью по 150 тысяч рублей каждый. Долг, таким образом, увеличивался еще на два с четвертью миллиона.
..-.Я поинтересовался, кто все-таки первым задал администрации прямой «нетактичный» вопрос о финансовом положении предприятия? Выяснилось, комсомольцы на своей отчетно-выборной конференции. Спрашивали о прибыли, какова она? Как строятся финансовые взаимоотношения с заказчиками и поставщиками? Как удается заводу при такой организации труда, при хронических недопоставках, сбоях перевыполнять план?
Вразумительного ответа так и не получили.
— Но вопросы не растаяли в воздухе, — говорит секретарь комитета ВЛКСМ Николай Теляков. — Они засели в душах, всколыхнули людей...
В конце октября — конференция трудового коллектива. Примерно за месяц до этого директор «выбил» очередной кредит в 15 миллионов сроком на три месяца. Понимал, конечно, погасить этот кредит, как и прежние, предприятие не в состоянии. Теперь он мог не предотвратить, а лишь оттянуть катастрофу.
...На стенде возле проходной появились листочки, отпечатанные на машинке под копирку: «Товарищи! Администрация и партком пытались уложить конференцию в привычное для них русло рассуждений о проделанной работе и объективных трудностях. Но правда била через край и торжествовала. В зале не было равнодушных. Делегаты увидели причины банкротства завода, а также полную растерянность в рядах руководства, его неспособность вывести завод из кризиса. Существующий административный механизм сам породил проблемы, которые самостоятельно преодолеть уже не может... Конференция обозначила сплоченность сил перестройки. Но главные задачи впереди!» И подпись: «Комитет защиты перестройки».
Три года подспудно зрел этот взрыв рабочего негодования, совести. Потребность в прямом, гласном общении, в правдивом слове оказалась куда насущнее мнимого благополучия. Можно по-разному относиться к стихийно возникшему комитету («...горлопаны, рыбку ловят в мутной воде», «...честные люди, настоящие бойцы!»), но в экстремальной ситуации он, объединив и рабочих и техническую интеллигенцию, стал действенной альтернативой растерявшемуся руководству и «карманному» парткому.
...Накануне партконференции генеральный директор объединения Герой Социалистического Труда, профессор МВТУ Николай Сергеевич Чикирев подал в отставку: написал заявление с просьбой «освободить по состоянию здоровья». После конференции «в отставке» оказался и весь состав партийного комитета.
В далеком тридцать втором родился первенец отечественного станкостроения.
...Здесь раньше был пустырь, огромный овраг. Завод возводили, считай, вручную — лопата, кирка, телега, тачка, лебедка... Так строили Магнитку, Горьковский автозавод, тракторный в Сталинграде. Вместе с заводом рос и поселок. Вчерашние крестьяне становились рабочими. И еще — соседями, друзьями, родственниками. Первые свадьбы играли в общежитиях, длинных деревянных бараках. Общие праздники, беды, заботы. Складывался коллектив, в котором не было места обману, двурушничеству.
Я хорошо знал Ивана Ивановича Гудова, чья жизнь была неразрывна с этим заводом. Герой Социалистического Труда, первый в стране стахановец-станочник, он до конца своих дней оставался «орджоникидзевцем». Помню, лет десять назад мы шли с ним по цехам, его многие узнавали, здоровались. Знала Ивана Ивановича и заводская молодежь — по рассказам, фотографиям в музее трудовой славы, по выступлениям в многотиражке «Новатор».
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Натуралистическая смелость кино в изображении интимных отношений продолжает нарастать
Михаил Зощенко: «имел несчастье родиться сатириком...»
Так ли нужен провинции прогресс?