Нас втолкнули в просторную светлую комнату, и я невольно зажмурился, глазам стало больно от яркого света. За столом сидели четыре человека в штатском. Пленных в комнате — куча. Некоторых я уже знал, другие, должно быть, были иностранцами. Те двое, что оказались около меня, были русоволосы, с круглыми головами. «Французы», — подумал я. Четверо за столом копались в каких-то документах. Так продолжалось около трех часов. Я совсем отупел, в голове звенела пустота, единственная приятная эмоция была в том, что комната была хорошо натоплена: вот уже целые сутки мы тряслись от холода. Наконец, надзиратели по одному стали подводить пленных к столу. Те четверо у каждого спрашивали фамилию и профессию. Их любопытство не заходило далеко, лишь изредка задавался вопрос: «Ты участвовал в диверсии на складе с боеприпасами?» или что-нибудь вроде: «Где ты был утром девятого?» Они не слушали ответов или по крайней мере делали вид, что им это безразлично, а потом принимались что-то писать. У Тома спросили, правда ли, что он служил в интернациональной бригаде. Том не мог отрицать, в его куртке они нашли документы. Хуану совсем не задавали вопросов, но когда он назвал свое имя, что-то долго писали.

— Это мой брат Хозе анархист. Вы же знаете, что его здесь больше нет. Я... я не состою ни в какой партии, никогда не занимался политикой... — сказал Хуан.

Они не ответили. Тогда Хуан добавил:

— Я ни в чем не виноват и не хочу расплачиваться за других.

Охранник прикрикнул на него и отвел в сторону. Подошла моя очередь.

— Вас зовут Пабло Иббиета? Я ответил, что да.

Человек покопался в бумагах и спросил:

— Где сейчас Рамон Грис?

— Я не знаю.

— Вы его прятали в своем доме с 6-го по 19-е?

— Нет.

Они снова принялись что-то писать, и охранники вывели меня. В коридоре под охраной надзирателей ждали Том и Хуан.

— А что теперь? — обратился Том к одному из надзирателей.

— Что? — переспросил тот.

— Это был допрос или уже суд?

— Уже суд.

— Что же теперь будут с нами делать?

— Вам сообщат о приговоре в камере, — сухо ответил надзиратель.

То, что служило нам камерой, в действительности было не чем иным, как больничным погребом. Из-за постоянных сквозняков там было чертовски холодно. Всю ночь мы мерзли, но и днем становилось ненамного лучше. До этого я пять дней провел в тюрьме архиепископства, в клетке, чем-то напоминающей мышеловку и, должно быть, построенной в годы средневековья. Там было много пленных и очень мало места, и я не сожалел о той конуре. Здесь, в погребе, нас было трое. Хуан все время молчал, явно трусил, но был слишком молод, чтобы высказывать свое мнение. Зато Том, хорошо знавший испанский, был большой любитель поговорить.

В погребе одна скамья и четыре соломенных тюфяка. Когда нас туда привели, мы сели и некоторое время молчали. Потом Том сказал:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.