Стена

— Вы врач?

— Да, — ответил бельгиец.

— Мучаются... долго?

— Что? Нет, что ты... — отечески сказал бельгиец, — все очень быстро.

У него было такое выражение, будто он успокаивал богатого больного, который хорошо заплатит ему за нужный диагноз.

— Но я... мне говорили... что бывает два залпа.

— Изредка, — успокоил бельгиец. — Случается, что первый не затронет жизненных органов,

— И снова заряжают винтовки?

Хуан подумал и добавил еще хриплым голосом:

— А на это нужно время!

Чувствовалось, что он жутко боится страданий и только об этом и думает, таков уж его возраст. Я совсем не думал о смерти, и не страх перед страданиями заставлял меня потеть.

Я поднялся и подошел к угольной куче. Том встрепенулся и с ненавистью посмотрел на меня: его бесил звук моих шагов. Я подумал, неужели и у меня такое землистое лицо, и увидел, что он тоже потеет. Небо было великолепно, и мне пришлось задирать голову, чтобы увидеть Большую Медведицу. Но теперь все было не то и не так, как когда-то раньше. За два дня до этого из церковной мышеловки, где я мог видеть огромный кусок неба, ко мне приходили воспоминания. Утром, когда небо светло-голубое, вспоминались пляжи на берегу Атлантического океана, в полдень я видел солнце и себя в баре в Севилье, где я пил манзаниллу, заедая анчоусами и маслинами: во второй половине дня наплывала тень, и я вспоминал об огромном облаке, которое закрывало половину арены, тогда как вторая сверкала на солнце. И это было по-настоящему утомительно: воспринимать свой мир через кусок неба. Сейчас же я мог смотреть вверх, сколько мне заблагорассудится, но небо не вызывало никаких воспоминаний. Так даже лучше. Я подошел и сел рядом с Томом. Том глухо заговорил.

Ему было необходимо вслух выражать свои мысли, ибо иначе он их сам не понимал. Мне показалось, что он обращается ко мне, но Том не смотрел в мою сторону. Наверняка он боялся увидеть меня, настолько я был мокрым и серым. Мы стали отвратительно похожими. Том не отрывал взгляда от бельгийца, остающегося жить.

— Вот ты понимаешь, что к чему? Мне, например, ничего не понятно.

Я приглушенно спросил:

— Что тебе не ясно?

— С нами должно произойти такое, чего я не могу понять.

От Тома исходил какой-то странный запах. Мне показалось, что я стал более восприимчивым к запахам, чем прежде. Я рявкнул:

— Ничего, поймешь.