– Вы Мухина-то не расстраивайте. – Корнилов вздохнул полной грудью, подставив лицо ласковому осеннему солнцу. – Лучше потеребите товарищей из Общества по охране памятников.
– Если бы у них одна эта церковь была! Объектов много, а денег... – Новицкий сделал красноречивый жест.
– Ладно. Давайте делом займемся, – сказал подполковник. – Кто нам церковь откроет?
– Сторож совхозный. Баланин. Да вот и он, – участковый инспектор показал на согнутого недугом старика, стоявшего в сторонке, под раскидистой липой.
– Прохор Савельич! – крикнул он.
Старик не спеша подошел, поздоровался. Глянул снизу вверх на Корнилова. Подполковник отметил, что глаза у старика были совсем молодые, синие, не выцветшие. «Оттого, что он все время вниз, в землю смотрит, что ли?» – подумал подполковник.
– Чем могу? – спросил Баланин. – Храм отворить?
– Открой, дядя Прохор, пожалуйста, – попросил Мухин. – Товарищ подполковник из Ленинграда приехал, с милиции. А товарищ Новицкий – художник.
Прохор Савельич скосился на Новицкого. Губы его расплылись в улыбке.
– Знаем, знаем, – сказал он. – У меня дома две картинки ваших висят, Николай Николаевич. Репродукции. – Он быстро открыл амбарный замок, растворил дверь.
– Две картинки? – обрадовался Новицкий. – Вот не ожидал. Польщен, знаете ли. А какие? – он остановился на пороге церкви и заинтересованно смотрел на старика.
– «Лужская осень» и «Веранда». – Прохор Савельич посторонился, пропуская в церковь Корнилова и участкового инспектора. – «Веранда», знаете, там, где рябина на столе.
– Рябина на веранде! – растроганно сказал Новицкий. – Я ее больше всех люблю. Вы меня, Прохор Савельич, к себе не пригласите? Так захотелось посмотреть, как она, моя рябинка, в деревенском доме выглядит. Подлинник-то Русский музей купил, да что-то давно не выставляли.
– Рад буду, заходите. И дочке подарок. Она у меня в Суриковское мечтает поступить.
– Отчего же в Суриковское? – удивился Новицкий. – У нас свой институт есть, Репинский. Не хуже.
– Николай Николаевич! – позвал Корнилов. – Ты в Орлино зачем приехал? Свое самолюбие потешить или уголовному розыску помочь?
– Идите, идите, – тихо сказал старик. – Начальник у вас, сразу вижу, человек серьезный. Мы с вами, если время будет, заглянем ко мне. Тут рядом, за парком. Молочком деревенским угощу. Он зажег свет, а сам остался у порога.
– Ну, что скажешь, Николай Николаевич? – спросил Корнилов, когда художник остановился у иконостаса.
– Руки-ноги обломал бы хозяину, который погубил эту красоту, – тихо сказал Новицкий, хмуро разглядывая потемневшие, облезшие от дождей и плесени иконы, давно облупившуюся позолоту разрушенного временем и непогодой иконостаса. – Спору нет – иконостас-то постарше церкви. Это я вам сразу могу сказать. Без экспертов. Конечно, не пятнадцатый век и не шестнадцатый... Да что же гадать. Надо смотреть внимательно, кое-что снять, на свет божий вынести.
– Мне еще отец рассказывал, – подал голос Баланин, – в Селище в прошлом веке, в тот год, когда Пушкин погиб, церковь сгорела: А иконы мужики вынесли. Успели. Церковь в Селище восстанавливать не стали. Иконы церковный староста хоронил – Илья Степанов Кисочкин. Отец так говорил. А когда этот храм построили – Кисочкины иконы сюда передали.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.