И рождена она умом не одного лишь подростка.
И все же что такое вещизм? Чем и как лечить эту болезнь?
Убежден: болезнь эта временная. И рождена она временными трудностями – тугоподвижностью легкой промышленности, медлительностью, при которой новая мода, придуманная художниками, плетется до прилавка долгие годы. Но было бы неверным утверждать, на мой взгляд, что лишь одним изобилием новомодных товаров отечественного производства и расширением международной торговли можно искоренить вещизм до конца. Нет, требуется еще воспитание. При ликвидации дефицита одновременная ликвидация перекоса в сознании. И не когда-то в будущем, а сейчас, немедля и, главное, всюду, надо без конца объяснять воспитаннику: неужели вещь может оказаться смыслом жизни и ее целью; да, вещи нужны, без них не обойтись, но это хоть и красивые и добротные, – но всего лишь вещи. Вечна русская мудрость: по одежке встречают, по уму провожают.
Анализируя же вещизм юношеский, надо сказать следующее: это есть не что иное, как отсутствие сопротивляемости, если хотите, иммунитета к временному общественному стереотипу, живучему только в условиях дефицита. Вещизм, к сожалению, болезнь взрослых, и детей заражают ею именно взрослые. Задача настоящего педагога в том-то и состоит, чтобы выработать в ребенке сопротивляемость этой инфекции.
Считаю такую задачу одной из сложнейших хотя бы уже потому, что большинство в окружении ребенка может оказать внутреннее сопротивление самой этой идее. Ведь задача педагога – внушить ребенку идейность цели и смысл жизни, выбор большой и важной общественной идеи вопреки искусу более близкому, очень заманчивому и на первый взгляд совершенно безобидному. Да и всякий ли воспитатель способен деликатно углядеть, как, где и в какой ситуации джинсы и замшевая курточка на подростке – просто удобные и полезные вещи, а где и когда уже сами вещи руководят воспитанием ребенка.
Примеров приводить можно множество, ограничусь лишь одним. Семиклассник одной столичной школы – а таких семиклассников, как утверждает милиция, не так уж мало, – открыл бизнес сначала в классе, потом в школе, затем в микрорайоне. Давал за трояк переписывать мальчишкам – да и девчонкам тоже – самые новомодные западные мелодии. Дома – магнитофон, целая дискотека, через спекулянтов раздобывал привозные диски по полторы сотни штука, с утра до ночи перезаписывал их на пленку, и – пожалуйста – сколотил за год целый капитал.
Родители – по наивности – прохлопали свое чадо ушами, хотя все видели: думали, у мальчика хобби, даже радовались – не бегает по улице, не хулиганит. Школа пропустила по невнимательности. Товарищи по классу лишь одобряли – всех интересовали новые записи, каждый вымаливал дома нужные трояки. А все вместе взрастили такой куст гнили, что хоть руками разводи.
Заработанные деньги надо было куда-то тратить. Юный бизнесмен часть своего капитала пускал на «развитие производства» – скупал новые диски, а часть – на одежду. Обрядился в суперджинсы, завел в седьмом классе отличный гардероб. В классе стал франтом, признанным вождем, человеком, который, по его же выражению, словно сын крупного капиталиста, с детства умеет зарабатывать деньги сам, научился делать бизнес. Отец у парнишки был самым обыкновенным конструктором, получал не бог весть какие деньги, и не один тяжкий «идейный» разговор о ценностях жизни довелось ему выдержать с собственным сыном. А тот уже утвердился в общественном мнении не только класса, но и целого микрорайона своих сверстников, говорил с отцом нагло, упрекал того во многих грехах, среди которых «неумение жить» стояло на первом месте.
Ни отцовский ремень, ни восклицания учительницы, ни проработка на классном собрании – при общем подхихикиванье – не помогли, помогло – будем надеяться – горе: отцовский инфаркт.
Парень распродал диски и магнитофоны, сдал деньги матери, притих. Однако у меня нет уверенности, что подросток этот разубежден, что он разочаровался в намеченном пути. Болезнь отца напугала его, заставила быть менее откровенным, более деликатным и, пожалуй, осторожным. Он запрятал, загнал глубоко в себя свою философию.
Думаю, до поры до времени...
Как видим, отсутствие иммунитета, сопротивляемости к вещизму, ажиотаж на дефиците, какого бы свойства он ни был, ведет по ступенькам вниз – сначала переакцентировка смысла, цели жизни, затем конкретнее – стяжательство, бесстыдство и выработанная ими ложная мораль.
В этой истории корыстолюбие сына оплатил по векселям отец – собственным сердцем. Конечно, он же и пропустил духовную катастрофу ребенка. Пропустил не только он, но и мать, но и школьный учитель, и товарищи.
Нам следовало бы почаще говорить о расплате за такие пропуски. Безобидное вроде бы увлечение обернулось бизнесом, а потом и болью собственного отца. Но в рассуждениях о линии поведения, особенно в школе, учитель редко обращается к такой теме, как покой, здоровье и даже сама жизнь близких ребенку людей. А ведь такой разговор должен вестись, и вестись на высокой ноте подлинного гуманизма, когда в юном человеке надо разбудить такие важные струны духовности, как сострадание, как жалость, как непричинение зла матери и отцу, бабушке и деду, просто прохожему старику и встречному малышу. Путь к настоящему гуманизму лежит через любовь к ближнему, через заботу о нем, через линию поведения, оберегающую близких от неприятностей, которые может доставить ребенок. Его следует приучить думать о своих поступках, контролировать их, всегда и непременно учитывая ту боль и ту радость, которые они могут доставить сперва близким, а затем и вообще людям.
Это ведет к главному – не к анализу уже совершенного поступка, а к анализу замысла. Дурной поступок, неверная линия поведения могут быть предвосхищены таким ясным, таким простым действием, если ребенок заранее критически подумает о возможных последствиях.
Последствия вещизма обнаруживаются не сразу, не определенно, они прикрыты флером псевдоуважительности.
Святой долг воспитателя, преодолевая сопротивление «общего мнения», педагогики неорганизованной части разомкнутого пространства и «переоценки ценностей», внушить ребенку иммунитет к вещизму.
Теперь, выделив из обширного круга людей, называемых воспитателями, только школьного педагога, коснемся еще одной важной – и деликатной – темы. имеющей безусловное значение, когда мы говорим о вещизме.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.