Вначале Женя огорчилась – это была естественная реакция. Известно, однако, когда человек расстроен, он и одевается соответственно своему настроению. Женя оделась проще и неожиданно, даже с чувством облегчения, почувствовала себя естественнее: клетчатая юбка, тот самый жакет и простенькая блузка.
Потом, как-то само собой, Жене подумалось, что становиться рядом со своими учениками – не такое уж бесспорное дело, и, приходя в класс, она приходит даже не на институтскую лекцию, не говоря уж о концерте и званой вечеринке, где хоть не все знакомы друг с другом, так все равны.
И еще Женя заметила одну подробность: Зина, смотревшая раньше на нее с вызовом, теперь казалась слегка растерянной, что ли, чуточку удрученной. Когда Женя, помогая ей, спрашивала Зину на уроке, та не скрывала ироническую улыбку, не думала о чем-то щекочущем ее чувства, а яростно дралась за свою тройку.
Впрочем, тройки постепенно превратились в четверки. Женя, Евгения Степановна, была справедливой учительницей.
Однажды, спустя немалое время, старая директриса, когда они остались вдвоем, неожиданно спросила молодую учительницу:
– А где твои чудные кофточки? Ты что-то давно не надевала их.
Женя покраснела – вопрос застал врасплох. Но у них – молоденькой «француженки» и старой директрисы – сложились к той поре доверительные отношения, почти как у матери с дочкой, и Женя, вздохнув, откровенно спросила:
– Может, мне их сдать в комиссионку?
– Еще что! – возмутилась директриса.
– А что лучше, – спросила тогда Женя, – не иметь их или носить только за пределами школы? Ведь и на улице меня увидит Зина. Что она подумает, что скажет? В школе одевается, как все, а на улице – как хочет? Это правильно – быть разной в школе и на улице?
Старая директриса, похожая на добродушную Гоголеву, беззвучно смеялась.
А насмеявшись, промолчала. Не ответила ничего.
Эта вставная и в чем-то, не скрою, назидательная история понадобилась мне для того, чтобы подвести всякого молодого учителя к мысли, как ему одеваться. Подвести, не более – ведь у нас нет правил, регламентирующих одежду педагога, нет правил, ограничивающих броскую косметику или одежду, которая в чьих-то – может, испорченных – взорах означает высокий или низкий жизненный престиж. Каждый руководствуется своими соображениями, своей интуицией, вот только одна примечательная деталь не дает мне покоя: неужели же только по возрасту, с годами учитель одевается все сдержанней, все скромнее?
На этот вопрос, пожалуй, не надо ответа.
Ведь не ответила же на вопрос молоденькой Евгении Степановны старая директриса.
Может, я отвлекся?
Но вернемся мысленно к письму Игоря, к анонимной откровенности, представим на минуточку Игоря в классе молодой «француженки». Возможный вариант?
Вполне возможный.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.