Сюжет этой картины Василий Верещагин нашел в трудах историков. Грозный Тамерлан приказывал воздвигать пирамиды из голов поверженных врагов во устрашение подданных
своей огромной империи. И позже по примеру великого предшественника среднеазиатские правители возводили такие «памятники» своим врагам.
Поначалу Верещагин хотел назвать картину «Торжество Тамерлана». Но потом передумал —
содержание, пафос полотна был гораздо шире. И художник назвал свою картину
«Апофеоз войны», а на раме начертал: «Посвящается всем великим завоевателям:
прошедшим, настоящим и будущим». Рассказывают, что когда его просили определить ее жанр, он говорил, что это — натюрморт.
Мертвая натура.
Летом 1867 года двадцатипятилетний Василий Верещагин вернулся в Петербург из Парижа. Этот молодой художник, совсем недавно отказавшийся от карьеры морского офицера, поучившийся в Академии художеств и посидевший в классе известного парижского живописца Жерома, считал, что ему не хватает новых впечатлений. И тут его преподаватель и друг А.Е. Бейдеман обмолвился, что туркестанский генерал-губернатор Константин Петрович Кауфман ищет себе в свиту художника, дабы тот на батальных полотнах запечатлел подвиги его и его солдат во славу великой России.
Верещагин сразу загорелся — Туркестан даст ему новые сюжеты, новые краски.
А еще ему страстно хотелось узнать, что это такое — настоящая война. Он встретился с Кауфманом, показал ему свои работы, и тот согласился взять в Туркестан молодого способного художника.
Верещагин выехал из Петербурга в Туркестан в августе 1867 года. На пути ему попадались развалины старинных городов и крепостей, которые разрушало время и местные жители. В Джанекенте, древнем заброшенном городе, художник произвел с помощью двух нанятых казахов раскопки и обнаружил человеческие кости, останки животных, кувшины, обломки глиняной утвари, кусочки стекла и украшений.
Во время раскопок он жил в настоящей кибитке, погружаясь в быт и обычаи казахов. И почти каждый день делал записи в своем дневнике, рассказывая о том, что с ним происходит в этом так не похожем на Петербург мире. В альбоме появляются выразительные портреты казахов — молодых и старых, женщин и мужчин.
Добравшись до Ташкента, Верещагин обосновался в единственной тогда в городе гостинице. Она выходила окнами на центральную площадь, посреди которой стояла церковь, построенная русскими. Рядом возвышался дом губернатора. В записках Верещагина — подробное описание тогдашнего Ташкента: глинобитные домики бедняков и жилища богачей, узкие улочки и каменные мечети.
Казалось, представители всех народов стремились попасть на ташкентский базар, и Верещагин без устали зарисовывал в свой альбом портреты самых разных представителей человеческой породы. Он замечал, что очень многие их них, нередко походившие на настоящие скелеты, находили удовольствие в покуривании наркотических травок. Он видел местных женщин, живших, как пленницы в своем собственном доме.
Однажды на глазах Верещагина группа всадников преследовала бегущую женщину. Догнав, они осыпали ее грубой бранью, а один из них спешился, накинул на шею женщины аркан и привязал несчастную к седлу. Эта женщина сбежала от мужа, объяснили Верещагину, а потому заслуживает наказания. Художник попытался заступиться за женщину, но ему сказали, что купленная жена становится собственностью мужа, а потому не имеет никаких прав, кроме права умереть.
Снабженный рекомендательными письмами властей, художник много путешествовал по селениям и городам Туркестана.
Что бы с ним ни происходило, он не выпускал из рук карандаш и блокнот. Ислам запрещал рисовать людей, и потому местные жители возмущались, когда художник делал эскизы с их портретами. Но, заметив сходство, улыбались и прощали нарушение мусульманских законов.
На подступах к Самарканду шли бои русских отрядов с воинами эмира. В конце концов, русские взяли город. «Жители города, — писал Верещагин, — видя, как их единоверцы бежали что есть мочи, поспешили запереть перед их носом ворота, так как боялись своих солдат более, нежели христианского войска… Они послали к победителю депутацию из главных граждан, между которыми были мулла и аксакалы, и на другой день сражения один отряд русской армии вступил в Самарканд с генералом Кауфманом». Это бескровное взятие столицы произошло 2 мая 1868 года.
Город Тамерлана и Улугбека очень понравился художнику. В его альбоме стали появляться сады, дома, утопающие в зелени, величественные дворцы и мечети, лавки и мастерские ремесленников, жанровые сценки, произведения народных умельцев, яркие портреты.
В городе было неспокойно — эмир и его люди постоянно подстрекали горожан к нападению на русских. И когда Кауфман, который не придавал большого значения подстрекательской деятельности эмира, покинул город с основными силами, оставив в Самаркандской крепости лишь небольшой гарнизон, противник начал штурм.
Вот когда художнику «посчастливилось» не только увидеть, но и поучаствовать в настоящих военных действиях! Гарнизон русских насчитывал всего пятьсот человек, в эмирском войске было около двадцати тысяч!
Верещагин встал в ряды защитников крепости. Семь суток художник сражался, как простой солдат, убирал тела погибших, был с солдатами и днем, и ночью, видел умирающих в лазарете, изуверскую жестокость противника, всеобщее ожесточение — как с одной, так и с другой стороны.
Тем временем войска Кауфмана одержали победу над армией бухарского эмира, вошли в Самарканд, и мир в городе был восстановлен. Кауфман жестоко покарал людей эмира. Верещагин рассказывал в своих записках о жестокости и часто бессмысленном насилии.
За проявленное мужество при обороне Самарканда Верещагин был награжден Георгиевским крестом, который он, совершенно равнодушный к наградам, иногда носил. Видимо, эта награда напоминала ему о первом столкновении с Войной.
Вскоре Верещагин уехал в Петербург. Из Азии он увез множество рисунков и набросков, которые должны были стать основой серии картин. Пришло время для большой выставки туркестанских работ, и, поддержанный Кауфманом, Верещагин открыл экспозицию, в которую входили не только его картины, но и одежда, украшения, предметы быта народов Туркестана. Как же были удивлены ее посетители, увидев картины, столь далекие от обычных батальных полотен, прославлявших русское оружие! Честно, искренне, без прикрас, Верещагин показывал сущность войны, рассказывал о культуре народов, живущих вдали от петербургских проспектов, на окраинах огромной империи.
В первый же день выставку посетила царская чета — император Александр II с супругой Марией Александровной. Императору понравились работы художника, и он даже пожелал с ним встретиться. Но тот сказался больным — Верещагин не любил официальных встреч и приемов.
Художник не считал свой туркестанский цикл законченным и опять рвался в Азию. Кауфман, удовлетворенный успехом выставки, дал ему разрешение на новую поездку, и Верещагин уехал сначала в Ташкент, а оттуда — в экспедиции по краю, в поисках новых впечатлений.
В конце 1870 года Верещагин снова возвращается в Петербург. «Из Туркестана он воротился живописцем войны и потрясающих трагедий, живописцем такого склада, какого прежде еще никто не видывал и не слыхивал ни у нас, ни в Европе», — писал выдающийся русский критик В.В. Стасов. Теперь ему было необходимо осмыслить обретенный опыт — художественный и жизненный, ему нужно место для спокойной работы. Париж казался слишком шумным, суетливым, да к тому же в то время город был осажден прусскими войсками. В Италии — всегда много туристов. Мюнхен же — спокойный и вполне культурный город. Да и немецким художник владел неплохо.
В Мюнхене Верещагин устраивает себе мастерскую за городом. Вдова Теодора Горшельдта, его близкого друга, отдает в его распоряжение мастерскую мужа. И художник полностью погружается в работу, лишь изредка посещая выставки. Но затворник Верещагин монахом все-таки не был — именно в Мюнхене он знакомится с милой немкой Элизабет Марией Фишер, которая впоследствии стала его женой и самым близким и верным другом. Эта хрупкая женщина всегда была с ним рядом, даже в самых далеких путешествиях.
«Он засел в Мюнхене на целых три года. Что он в эти три года сделал — это громадно, это непостижимо уже и по внешнему объему картин, составляющих целую галерею, но еще более это громадно и непостижимо по новизне, силе и глубине высказанного кистью содержания... в картинах его разливается горячее знойное солнце… К тридцати годам своей жизни Верещагин становится одним из самых необыкновенных колористов, какие только появлялись в Европе в последние века….» — писал В.В. Стасов.
Среди картин, потрясших Стасова, — «Продажа ребенка-невольника», гневный протест против рабства и торговли детьми, страшный «Самаркандский зиндан», посвященный обреченным на смерть узникам жуткой подземной тюрьмы, «Двери Тамерлана» и «У дверей мечети» — полотна, блестяще передающие дух восточных деспотий и фанатизм воинов. Верещагин пишет проповедующих мулл, эмиров и их солдат, простых крестьян и их семейства. Он рассказывает о мире, где люди живут по другим законам и нравственным установлениям, где жизнь человеческая ничего не значит, но где была создана высочайшая культура, памятники которой важно сохранить и для ныне живущих, и для тех, кто придет после.
Он пишет русских солдат, забытых на поле боя, картины осад туркестанских крепостей. Он создает портрет Войны, где нет победителей и побежденных, потому что она всем несет смерть.
В 1873 году весь туркестанский цикл выставлялся в Лондоне, в Хрустальном дворце, а через год картины показывают в Петербурге. Вход на выставку был бесплатный — жесткое условие Верещагина. Он хотел, чтобы простые люди, у которых в кармане нет лишних денег, могли увидеть то, что увидел в Средней Азии он сам. Многие приняли с восторгом его полотна, но некоторые, излишне патриотично настроенные господа, и среди них Александр II и генерал Кауфман, обвинили Верещагина в тенденциозности и клевете на русскую армию. Подавленный несправедливой критикой, художник уничтожил три картины, вызвавшие наиболее резкие оценки.
Правительство не спешило приобрести картины антипатриота Верещагина. Зато П.М.Третьяков сразу понял художественную ценность туркестанского цикла, и теперь, благодаря ему, эти картины, и знаменитый «Апофеоз войны», можно увидеть в Третьяковской галерее.
Когда в 1904 году началась русско-японская война, шестидесятидвухлетний Верещагин бросил все и, обещая детям и жене не рисковать, уехал на Дальний Восток.
Художника принял на борт флагманского корабля «Петропавловск» адмирал Степан Осипович Макаров, выдающийся русский флотоводец и ученый. Когда «Петропавловск» спешил к осажденному японцами Порт-Артуру, корабль подорвался на японской мине.
Чудом спасшийся капитан судна Н.М. Яковлев рассказывал, что в последний момент перед взрывом видел Верещагина с альбомом в руках
Сюжет этой картины Василий Верещагин нашел в трудах историков. Грозный Тамерлан приказывал воздвигать пирамиды из голов поверженных врагов во устрашение подданных своей огромной империи. И позже по примеру великого предшественника среднеазиатские правители возводили такие «памятники» своим врагам.
Поначалу Верещагин хотел назвать картину «Торжество Тамерлана». Но потом передумал — содержание, пафос полотна был гораздо шире. И художник назвал свою картину «Апофеоз войны», а на раме начертал: «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим». Рассказывают, что когда его просили определить ее жанр, он говорил, что это — натюрморт. Мертвая натура.
Летом 1867 года двадцатипятилетний Василий Верещагин вернулся в Петербург из Парижа. Этот молодой художник, совсем недавно отказавшийся от карьеры морского офицера, поучившийся в Академии художеств и посидевший в классе известного парижского живописца Жерома, считал, что ему не хватает новых впечатлений. И тут его преподаватель и друг А.Е. Бейдеман обмолвился, что туркестанский генерал-губернатор Константин Петрович Кауфман ищет себе в свиту художника, дабы тот на батальных полотнах запечатлел подвиги его и его солдат во славу великой России.
Верещагин сразу загорелся — Туркестан даст ему новые сюжеты, новые краски.
А еще ему страстно хотелось узнать, что это такое — настоящая война. Он встретился с Кауфманом, показал ему свои работы, и тот согласился взять в Туркестан молодого способного художника.
Верещагин выехал из Петербурга в Туркестан в августе 1867 года. На пути ему попадались развалины старинных городов и крепостей, которые разрушало время и местные жители. В Джанекенте, древнем заброшенном городе, художник произвел с помощью двух нанятых казахов раскопки и обнаружил человеческие кости, останки животных, кувшины, обломки глиняной утвари, кусочки стекла и украшений.
Во время раскопок он жил в настоящей кибитке, погружаясь в быт и обычаи казахов. И почти каждый день делал записи в своем дневнике, рассказывая о том, что с ним происходит в этом так не похожем на Петербург мире. В альбоме появляются выразительные портреты казахов — молодых и старых, женщин и мужчин.
Добравшись до Ташкента, Верещагин обосновался в единственной тогда в городе гостинице. Она выходила окнами на центральную площадь, посреди которой стояла церковь, построенная русскими. Рядом возвышался дом губернатора. В записках Верещагина — подробное описание тогдашнего Ташкента: глинобитные домики бедняков и жилища богачей, узкие улочки и каменные мечети.
Казалось, представители всех народов стремились попасть на ташкентский базар, и Верещагин без устали зарисовывал в свой альбом портреты самых разных представителей человеческой породы. Он замечал, что очень многие их них, нередко походившие на настоящие скелеты, находили удовольствие в покуривании наркотических травок. Он видел местных женщин, живших, как пленницы в своем собственном доме.
Однажды на глазах Верещагина группа всадников преследовала бегущую женщину. Догнав, они осыпали ее грубой бранью, а один из них спешился, накинул на шею женщины аркан и привязал несчастную к седлу. Эта женщина сбежала от мужа, объяснили Верещагину, а потому заслуживает наказания. Художник попытался заступиться за женщину, но ему сказали, что купленная жена становится собственностью мужа, а потому не имеет никаких прав, кроме права умереть.
Снабженный рекомендательными письмами властей, художник много путешествовал по селениям и городам Туркестана.
Что бы с ним ни происходило, он не выпускал из рук карандаш и блокнот. Ислам запрещал рисовать людей, и потому местные жители возмущались, когда художник делал эскизы с их портретами. Но, заметив сходство, улыбались и прощали нарушение мусульманских законов.
На подступах к Самарканду шли бои русских отрядов с воинами эмира. В конце концов, русские взяли город. «Жители города, — писал Верещагин, — видя, как их единоверцы бежали что есть мочи, поспешили запереть перед их носом ворота, так как боялись своих солдат более, нежели христианского войска… Они послали к победителю депутацию из главных граждан, между которыми были мулла и аксакалы, и на другой день сражения один отряд русской армии вступил в Самарканд с генералом Кауфманом». Это бескровное взятие столицы произошло 2 мая 1868 года.
Город Тамерлана и Улугбека очень понравился художнику. В его альбоме стали появляться сады, дома, утопающие в зелени, величественные дворцы и мечети, лавки и мастерские ремесленников, жанровые сценки, произведения народных умельцев, яркие портреты.
В городе было неспокойно — эмир и его люди постоянно подстрекали горожан к нападению на русских. И когда Кауфман, который не придавал большого значения подстрекательской деятельности эмира, покинул город с основными силами, оставив в Самаркандской крепости лишь небольшой гарнизон, противник начал штурм.
Вот когда художнику «посчастливилось» не только увидеть, но и поучаствовать в настоящих военных действиях! Гарнизон русских насчитывал всего пятьсот человек, в эмирском войске было около двадцати тысяч!
Верещагин встал в ряды защитников крепости. Семь суток художник сражался, как простой солдат, убирал тела погибших, был с солдатами и днем, и ночью, видел умирающих в лазарете, изуверскую жестокость противника, всеобщее ожесточение — как с одной, так и с другой стороны.
Тем временем войска Кауфмана одержали победу над армией бухарского эмира, вошли в Самарканд, и мир в городе был восстановлен. Кауфман жестоко покарал людей эмира. Верещагин рассказывал в своих записках о жестокости и часто бессмысленном насилии.
За проявленное мужество при обороне Самарканда Верещагин был награжден Георгиевским крестом, который он, совершенно равнодушный к наградам, иногда носил. Видимо, эта награда напоминала ему о первом столкновении с Войной.
Вскоре Верещагин уехал в Петербург. Из Азии он увез множество рисунков и набросков, которые должны были стать основой серии картин. Пришло время для большой выставки туркестанских работ, и, поддержанный Кауфманом, Верещагин открыл экспозицию, в которую входили не только его картины, но и одежда, украшения, предметы быта народов Туркестана. Как же были удивлены ее посетители, увидев картины, столь далекие от обычных батальных полотен, прославлявших русское оружие! Честно, искренне, без прикрас, Верещагин показывал сущность войны, рассказывал о культуре народов, живущих вдали от петербургских проспектов, на окраинах огромной империи.
- В закладки
- Вставить в блог
читайте также
- Красавица Аврора, №1734, апрель 2009, Ирина Опимах
- Плач на огненном коне, №1743, январь 2010, Ирина Опимах
- Гентский алтарь, №1735, май 2009, Денис Логинов
- Революционер и бунтарь, №1736, июнь 2009, Ирина Опимах
Livejournal
LiveInternet
Блоги@mail.ru
Open ID
