И счастье было так возможно…

Владимир Порудоминский| опубликовано в номере №1420, июль 1986
  • В закладки
  • Вставить в блог

Молодёжь и культура

Болдино — Арбат

Пушкин — Плетневу, 9 декабря 1830 года:

«Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 последние главы «Онегина»... совсем готовые в печать. Повесть, писанную октавами («Домик в Коломне». — В. П.)... Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Салиери», «Пир во время чумы» и «Дон Жуан». Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не все... Написал я прозою 5 повестей («Повести Белкина». — В.П.).»

Тремя месяцами раньше, 31 августа Пушкин писал тому же Плетневу, другу, поэту, издателю его сочинений:

«Сейчас еду в Нижний, т. е. в Лукоянов, в село Болдино... Милый мой, расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска... Осень подходит. Это любимое мое время — здоровье мое обыкновенно крепнет — пора моих литературных трудов настает — а я должен хлопотать о приданом да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда... Черт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан...»

Нежданным счастьем явилась в жизнь Пушкина знаменитая Болдинская осень 1830 года. Уставший от неволи, в которой живет, от царской опеки, от денежных долгов, от неведения будущего — женитьба на Наталии Николаевне назначалась, откладывалась, а то и будто вовсе расстраивалась, убежденный, что не создан для счастья, отправился поэт в дальнюю свою вотчину, где, шутил он, водятся курицы, петухи и медведи, чтобы хотя немного привести в порядок свои дела. И внезапно на три месяца застрял в одиночестве, без права выезда, окруженный карантинами, — эпидемия холеры. Но — как часто такое случается с Пушкиным! — в дни горестей, тревог, невзгод, вопреки обстоятельствам явилась поэзия — и утешила, спасла, принесла самую высокую радость — радость созидания, творчества... И уже для всех нас как имя нарицательное — образ чуда, невиданного творческого подъема: Болдинская осень!

7 сентября — первое болдинское стихотворение: «Бесы». На дворе погода солнечная, а на душе тревога, тоска. И в стихах — вьюга, ночь, бездорожье: «Сбились мы. Что делать нам!» Но назавтра, 8 сентября, — «Элегия»: «...Не хочу, о други, умирать: // Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать...» Не создан для счастья, но возможно ли не мечтать о нем? «И ведаю...».

Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной...

А вымысел, гармония уже на пороге... На следующий день, 9 сентября, пишется рассказ «Гробовщик» и к тому же письма (день почтовый). Настроение решительно исправляется: «мрачные мысли мои порассеялись». Он пишет Плетневу: «Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы, и стихов». Это Плетневу. И тут же: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать». В этот же день — Наталии Николаевне: «Верьте, что я счастлив, только будучи вместе с вами...» Здесь ни противоречия, ни неправды. В самом деле — счастье быть вместе с той, которую вот уже два года называешь в мечтах своей женой. Но когда вокруг «степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно. пиши дома сколько вздумается, никто не помешает», — разве это не счастье!.. В последних числах ноября, погрузив в коляску дорожный сундучок, потяжелевший от «всячины», Пушкин наконец устремляется сквозь еще не снятые оцепления в Москву. Его встречают то же безденежье, житейские неурядицы, ссоры с будущей тещей, ее угрозы отложить или вовсе отменить свадьбу. И московский полицеймейстер (о чем поэт, конечно, понятия не имеет) исправно докладывает по начальству, что «отставной чиновник 10-го класса Александр Сергеев Пушкин» прибыл в древнюю столицу и что за ним «надлежащий надзор учрежден».

В эти дни — накануне женитьбы — ему еще предстоит пережить непонимание, которым встретило большинство читателей и критиков вышедшего наконец из печати «Бориса Годунова» («любимое мое сочинение»). Ему предстоит пережить нежданную смерть друга Дельвига («Вот первая смерть, мною оплаканная... Никто на свете не был мне ближе Дельвига...»). Но; «Меня не так-то легко с ног свалить... Постараемся быть живы».

Дело, хоть с задержками и осложнениями, движется к развязке: он должен заблаговременно позаботиться о доме, куда привезет молодую жену... Пушкин выбирает двухэтажный каменный особняк на Арбате, построенный еще до войны 1812 года. «Пиши мне на Арбат в дом Хитровой», — сообщает друзьям новый адрес. В доме господ Хитрово, «состоящем в Пречистенской части второго квартала под № 204 в приходе Троицы что на Арбате», он нанимает пять комнат во втором этаже, или «ярусе», как тогда говорили...

Инженер-физик С. К. Романюк, кропотливо и плодотворно изучающий прошлое Москвы и открывший немало достопримечательных ее мест, связанных с биографиями наших великих соотечественников, первым прочитал маклерскую книгу некоего Анисима Хлебникова, в которой под № 10 значилась запись о найме квартиры. И здесь же, хоть не стихи и не проза — шутка ли! — прежде неизвестный автограф поэта: «К сей записке 10-го класса Александръ Сергеевъ сынъ Пушкинъ руку приложилъ».

Лучший университет

18 февраля 1831 года Пушкин с Наталией Николаевной после венчания приезжает в свой арбатский дом.

Накануне он пригласил сюда человек десять близких приятелей на «мальчишник» (среди гостей — Нащокин, поэты Баратынский, Языков, Денис Давыдов, Иван Киреевский, публицист, критик, Левушка Пушкин). Годы спустя участники обеда свидетельствовали: «Пушкин был необыкновенно грустен... Он читал свои стихи — прощание с молодостью...» (стихи не сохранились или, быть может, пока не найдены). Но, по свидетельству тех же современников, «на другой день он был... очень весел, смеялся, был счастлив, любезен с друзьями...».

Вместе со взрослыми молодую чету, приехавшую по совершении обряда бракосочетания, встречал на новой квартире десятилетний мальчик Павел Вяземский, сын Петра Андреевича, одного из ближайших друзей поэта. «В щегольской, уютной гостиной Пушкина, оклеенной диковинными для меня обоями под лиловый бархат с рельефными набивными цветочками, — будет он потом вспоминать, — я нашел на одной из полочек, устроенных по обоим бокам дивана, никогда мною не виданное и неслыханное собрание стихотворений Кирши Данилова...»

Запомним лиловый бархат с цветочками, диван с полочками — это единственное дошедшее до нас описание московской квартиры Пушкиных. Но и на Киршу Данилова обратим внимание. Павел Вяземский рассказывает, что во время большого свадебного ужина (наверно, добавим, к немалому удивлению иных сидевших за столом) Пушкин говорил об этом сборнике древних русских стихотворений, высказывал «мнение о прелести и значении богатырских сказок и звучности народного русского стиха».

Через неделю после свадьбы у Пушкиных снова гости. «Пушкин славный задал вчера бал. И он, и она прекрасно угощали гостей своих. Она прелестна, и они как два голубка. Дай бог, чтобы всегда так продолжалось...» — сообщает в письме к брату небезызвестный московский почт-директор А.Я.Булгаков. Двумя неделями раньше он же писал брату о женитьбе поэта: «Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для нее одной, но и для него лучше бы было, кабы свадьба разошлась». Спустя три года тот же Булгаков вскроет на московском почтамте письмо Пушкина к жене, прочитает в нем, что поэт не намерен являться к наследнику с поздравлениями по случаю его присяги и сказывается больным, прочитает знаменитые слова поэта про трех царей («первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий... упек меня в камер-пажи под старость лет...»), прочитает... и переправит письмо к Бенкендорфу. Но пока: «Ужин был славный; всем казалось странно, что у Пушкина, который жил все по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство».

Пушкин — Плетневу, 24 февраля 1831 года:

«Я женат — и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился».

Слишком умен, понимает, конечно, что желание несбыточно, но не в силах не пожелать — счастлив!

В «Каменном госте», завершенном три с половиной месяца назад в Болдине, Дон Гуан говорит Донне Анне о своей любви: «Мне кажется, я весь переродился». И еще: «...Только с той поры // И понял я, что значит слово счастье». «Каменный гость» — единственная из маленьких трагедий, не напечатанная Пушкиным при жизни. Странно: традиционный сюжет! А.А.Ахматова, объясняя причину этой странности, писала, что поэт вложил в трагедию «слишком много самого себя».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Стена

Рассказ

Твой автопортрет

4 тысячи читателей откликнулись на анкету «Смены»