Стена

За мной пришли и снова провели к двум офицерам. Неожиданно между наших ног проскочила крыса, и это меня почему-то рассмешило. Я повернулся к одному из фалангистов и сказал:

— Видел крысу?

Тот не ответил. Он выглядел очень серьезным. Мне захотелось расхохотаться, но я сдержался, так как боялся, что если начну, то не смогу остановиться. Один из фалангистов носил усы.

— Нужно сбрить тебе усы, — сказал я ему. Я находил странным, что он при жизни позволял волосам так свободно располагаться на своем лице. Он пнул меня, но не очень сильно, и я замолчал.

— Ну, — сказал полный офицер, — ты подумал?

Я посмотрел на них с любопытством, как смотрят на насекомое редкой разновидности.

— Я знаю, где он. Он скрывается на кладбище. В склепе или в домике сторожа.

Я сказал просто так, чтобы разыграть их. Я хотел видеть, как они засуетятся, начнут торопливо отдавать приказания.

Оба офицера вскочили.

— Быстро туда. Молес, возьмите у лейтенанта Лопеса пятнадцать человек. Если ты сказал правду, я замолвлю за тебя словечко. — Толстяк строго смотрел на меня. — Но ты дорого заплатишь, если соврал.

Они ушли, а я остался ждать под охраной фалангистов. Время от времени я улыбался, мысленно представляя себе, что они теперь делают; наверное, поднимают могильные плиты, открывая одну за другой двери склепов. Свое положение я воспринимал откуда-то со стороны, будто бы это был не я, а кто-то другой; я видел пленного, пытающегося стать героем, важных фалангистов с усами, людей в форме, рыскающих среди могил, — все казалось мне до невозможности потешным.

Через полчаса толстяк вернулся. Я подумал, что сейчас он даст команду расстрелять меня.

Но он посмотрел на меня совсем не злобно.

— Отведите его на большой двор вместе с остальными. После военных операций суд решит его судьбу.

Я подумал, что ослышался.

— Что! Меня... не расстреляют? — переспросил я.

— Во всяком случае, не сейчас. Что будет после, меня уже не касается.

Я все еще не понимал:

— Но почему?

Он молча пожал плечами, и солдаты увели меня. На большом дворе было около сотни пленных — женщин, детей, несколько стариков. Я стал кружить по центральной площадке, ничего не понимая. В полдень нас повели кормить в столовую. Два или три человека окликнули меня; должно быть, я был знаком с ними, но я не ответил, я не понимал, где нахожусь.