И только в это мгновение она опустила наконец свои огромные глаза. Я смог передохнуть и даже отвлечься – вспомнить о Елышеве. Да, женщина такая, что обвинять парня проще простого. Многим было бы нелегко, окажись они на его месте.

Впрочем, что касается Елышева, я все тверже приходил к мысли, что именно об этом старшине я многое слышал от любящей его женщины. Как тогда сказал Малыха: «Одна врачиха – закачаешься...» А эта врачиха – скорее всего сестра моя Валентина. Отец у нас один был, матери разные. От моей матери ушел он еще до войны, когда мы с братом мальцами были. Ушел к ее матери. Война у всех у нас родителей отняла. В эвакуации в одном детском доме росли, только она младше нас с братом на восемь да на шесть лет. В Новоднепровск она позже вернулась. А два с половиной года назад сталь сожрала – тот самый проклятый взрыв – наших с Чергинцом младших братьев и мужа Валентины, в одной бригаде все они были. С тех пор никаких родственников, кроме друг друга, у нас с ней не осталось.

И вот недавно доверилась она мне, что полюбила какого-то старшину. Давно его знала, с мужем ее он вроде дружил. И вот вдруг полюбила. А он? У него несерьезно все. «Так брось его, Валентина». «Не могу...».

Елышев это или нет? И не к ней ли уходил он из части? А может быть, к Софье? Сюда, в больницу, приходил? Какая-то злость все же появилась у меня на этого слащавого старшину.

После затянувшейся паузы я и выложил Софье свою версию:

– Могу предположить, что в семь часов вечера вас вызвал... вероятно, в сквер... какой-то человек. Вряд ли это был ваш отец, не рискнул бы он сюда приходить. И вы с этим человеком о чем-то говорили. Потом он ушел. Спустя какое-то время вы почувствовали себя в опасности. Какая-то неясная пока тревога. К десяти вы поняли, в чем дело: тот человек мог пойти в ваш дом. Может быть, как раз объясняться с вашим отцом. Так? И вы побежали домой. Прибежав – дорога не такая уж скорая, – вы увидели...

– Да, – прошептала Софья, не поднимая головы и закрыв лицо руками. Круглые плечи ее вздрагивали.

Я выдумывал версию, которая могла заставить Софью уцепиться за нее и тем самым наделать ошибок. А Софьины ошибки – уж она-то свое поведение наверняка продумала, как ей казалось, до последней мелочи – должны были прояснить события той ночи.

– Было бы вполне логичным, если бы вы побежали в милицию. Но вы вернулись в больницу. Вот они, два с половиной часа вашего отсутствия. Не буду говорить о человеческих обязанностях в отношении тети Паши. Но как медик вы обязаны были прежде всего убедиться, теплилась ли в вашей родной тетке жизнь. А тетка, кстати, сделала своей наследницей именно вас, не кого-то другого.

– И вы об этом наследстве... – выдохнула Софья. И вдруг оказала: – Я пойду. Я больше ничего не знаю.

– Идите. Ваше право. Я ведь и не звал вас, я не следователь.

Она как-то странно взглянула на меня, не веря, что я мог о чем-то догадываться.

Теперь, когда она стала хозяйкой дома, ей, конечно, трудно расстаться с самой мыслью о нем. И я сделал такое предположение. Сличко надеялся, что дом каким-то образом достанется ему. По какой-то неведомой нам причине. И свояченица обязана была – по той же причине – отдать ему дом, но воспротивилась. Может, из жалости к девчонкам, которые остались бы без угла и крыши. И сделала, казалось бы, хитрый ход: завещала дом старшей племяннице и даже хотела его вообще переписать на нее. Возможно, Сличко, узнав об этом, потребовал уничтожить завещание, но свояченица стояла на своем и поплатилась жизнью – сердце не выдержало.

Это была еще одна – среди массы других – версия. Но вполне могла существовать при новых сведениях любая другая. Версии могли бы и переплетаться. Тем более что все путало одно обстоятельство: Сличко ведь явился в Новоднепровске под чужим именем и не мог объявить о себе, что было бы необходимо, если он хотел на что-то претендовать.

Софья ушла. А я отправился по палатам.

В этот вечер никто из больных, находившихся в трех палатах, подведомственных моему глазу, не привлекал профессионального интереса. И я посетил другие палаты, те, в которых лежали люди, доставленные в больницу в ночь моего дежурства.

Человек, которого ранним утром подобрали на Микитовской улице с тяжелейшим переломом ноги, в сознание еще не пришел. Он лежал в реанимации, и нелегко было поддерживать жизнь в его теле: слишком много крови он потерял. Двое, которые поколотили друг друга в драке, сознания не теряли. Две-три фразы с ними, и мне стало ясно, что никакого отношения к гибели Сличко они не имели. Значит, прокурор мог интересоваться только тем человеком, у кого был перелом ноги?

Я терпеливо подождал в своем кабинетике новых гостей, но никто не явился. И тогда я решил не ждать завтрашнего утра и позвонил Чергинцу. Мы договорились о встрече после девяти вечера. Временем он располагал, ему ведь надо выйти на смену в двадцать три сорок.

9

Сергей расхаживал по жарко натопленной комнате, поджидая меня.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.