Повесть
Прокуратура тогда еще не перебралась в новое административное здание в нынешнем центре города напротив ЦУМа, где уже расположились горком и горисполком. Кстати, и горздрав, куда мне нередко приходилось заглядывать по служебным делам. Но пока достраивалась смежная часть этого современного, из стекла и бетона, здания, прокуратура доживала последние месяцы в обветшавшем двухэтажном доме за сквером, в квартале от Октябрьской площади, в самом центре старого города. Как раз по пути на Яруговку, в больницу. Поэтому, расставшись с Малыхой, я и заглянул к Привалову. Было уже шесть часов вечера.
Привалов расхаживал по кабинету, длинному и мрачноватому.
– Я звонил в больницу, чтоб вас отпустили ко мне, – сразу сообщил он. – Поедем к тому Петрушину. Я вас жду. Чергинец мне кое-что прояснил, даже больше, чем я рассчитывал. Он так беспокоится за своего подручного, что готов землю рыть – все раскопать. И знаете, дело приобретает несколько странный, я бы сказал, характер. Угрозыск выполнил свою работу, собрал все сведения, какие мог, и, так как все связано с государственным, а не с обычным уголовным преступником, передает дело нам в следственный отдел прокуратуры. Так что я уже обязан вмешаться по-настоящему. Впрочем, я знал, что к этому придет. Не хотел я такого оборота. Ни к чему нам. Трудно быть объективным. Едем? По дороге расскажете о своих успехах.
Я понимал его. Это дело воскресило в его жизни – как реальность сегодняшнего дня – образ старшего брата. Парня героической жизни и не менее героической смерти: средь лютой зимы его, раздетого и привязанного к бочке, оккупанты возили на тачанке по притихшему Новоднепровску – в устрашение всем. Не мог забыть об этом никто в семье Приваловых. Старший сын по заданию горкома комсомола остался тогда в городе, не уехал со всеми на Урал, туда, где на оборонном заводе директорствовал отец. Старший сын, которому было тогда семнадцать. Прокурору сейчас за тридцать, а погибший брат на всю жизнь остался для младшего старшим, таким, каким запомнился десятилетнему мальчишке, уезжавшему в эвакуацию. Старшим – значит, сильным, умным, смелым. Он ведь и короткой жизнью своей и смертью доказал, что как раз и был таким.
Путь наш лежал на границу Микитовки и Нижнего города – поближе к Днепру, вниз, к тому же оврагу. Дом Петрушина стоял на возвышении Поэтому машину пришлось оставить и метров сто месить раскисшую землю.
Привалов постучал в дверь, никто не отозвался. Привалов постучал в окно, теперь уже громко, требовательно. Все окна были закрыты ставнями, запертыми изнутри, так что заглянуть в дом мы никак не могли. Но прокурор был настойчив: он забарабанил в дверь с такой силой, что затряслись стекла на веранде.
– Ну, чего там? – прошепелявил голос из-за двери.
– Открывай, – приказал Привалов.
– А чего это я должен открывать?
– Ты выгляни – и узнаешь меня.
За дверью что-то скрежетнуло, взвизгнуло, протрещало. Она приоткрылась.
– Узнал?
– Ох, товарищ прокурор! – Дверь распахнулась.
– Принимай, – бросил Привалов, проходя в дом.
– Я б открыл... так одеться же надо...
– А-а! – Прокурор махнул рукой. – Садись.
Я огляделся. Мы оказались в большой комнате, которая служила и кухней и столовой. Дверь в другую комнату была закрыта, но там кто-то возился.
– Нет, уж поначалу вы присядайте.
– Садись, я тебе сказал.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.