Семнадцатилетний комиссар

Игорь Минутко| опубликовано в номере №1451, ноябрь 1987
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Уже третий час, — сказал Иван Алексеевич, — поедем ко мне, пообедаем, за столом и потолкуем.

Они обедали на застекленной террасе, очень просторной и прохладной, подавала им молчаливая женщина, уютная, чистенькая, с пухлыми руками.

— Так что же вам поведала Мария Николаевна? — спросил председатель сельсовета, смазывая кусок сала горчицей.

Олег Константинович рассказал о посещении дома Никитиной, об их коротком разговоре.

— Значит, ничего не рассказала, не захотела. — Иван Алексеевич откинулся на спинку стула. — Не захотела... Жаль.

— А что она могла бы рассказать?

— Многое. Но за нее я вам рассказать не могу. Не имею права. Слово дал. И, пожалуй, это вам просто ни к чему.

— Да, еще одно! — Олег Константинович вспомнил о старике у могилы, о его непонятных словах.

Тут же в дверь заглянула старая женщина, сказала:

— Бобров, не иначе. — И исчезла.

— Да, да... — Иван Алексеевич помолчал. — Значит, зашевелился... Григорий Фомич Бобров. Наш, старо-горский. Живет на иждивении сына. А сын — директор маслодельного завода, уважаемый человек. Вот какие дела. И опять выходит, что ничего я вам рассказать не могу о Григории Фомиче Боброве. Раз Мария промолчала. А что в могиле не Ваня Сапожков, кто-то другой, не верьте. Семь лет назад один за другим умерли два старика — они его хоронили.

— А вы Сапожкова знали? — спросил Олег Константинович.

— Конечно, знал! — встрепенулся Иван Алексеевич, и стало видно, как его обрадовало то обстоятельство, что разговор переменился. — Ваню многие старики помнят: с ним по улицам пацанами бегали. Мы же с Сапожковым одногодки. Он из бедняков, я из бедняков. Вместе ушли в Красную Армию, попали в Оренбург. Иван быстро выделился — он был рожден для революции, для действия. Убежден: вырос бы из него выдающийся военачальник. Сам товарищ Кобызев, чрезвычайный комиссар по борьбе с дутовщиной, подписывал приказ о его назначении командиром над целым отрядом. Вы только вдумайтесь: мальчишка семнадцати лет и уже командует отрядом в двести пятьдесят штыков! Когда Дутов захватил Оренбург, наши судьбы разошлись: я попал в кавалерию. Отступали к Актюбинску. Ох, времечко было! А отряд Ивана Сапожкова на одной из дорог прикрывал отступление. Все бы, наверно, обошлось, да дернуло его в Старогоры завернуть, мать и сестру повидать захотел. Отца еще в германскую на фронте убило. И нарвались на засаду — были тут к нему старые счеты... — Иван Алексеевич помолчал. — Кое у кого. Выследили, донесли... Все Старогоры казаками набиты, а их человек сто осталось. В балке своего командира отряд ждал, когда он ночью к дому пошел. Услышали перестрелку, побежали на выручку. Не знаю подробностей боя. Ушли наши почти все. А Ванюшку они взяли раненого, у них же в огороде. Допрашивали в избе на глазах матери и сестры. Двое суток. Потом расстреляли на краю балки. И приказ под угрозой смерти — не хоронить. Только схоронили односельчане. Ночью. Там же, на месте расстрела. Я все это узнал, когда с гражданской вернулся.

«Что он мне не хочет рассказать и почему?» — думал скульптор Зайченко.

Они говорили долго. Иван Алексеевич старался воскресить в памяти облик Ивана Сапожкова, получалось не очень: буденовка, стремительный шаг, мальчишеский голос, карие отчаянные глаза.

Уже поздно вечером, прощаясь с Олегом Константиновичем у «газика», который должен был отвезти скульптора на станцию, Иван Алексеевич сказал:

— Вот откроем ему памятник, и уйду на пенсию. Со спокойной совестью. Вы уж постарайтесь.

Олег Константинович уезжал из Старогор с чувством глубокого неудовлетворения. Он не мог разобраться в своих чувствах, поэтому на душе было скверно.

3

...Скульптор Зайченко сделал три макета, все в разных стилях. Один ему, пожалуй, даже нравился: из необтесанной глыбы вырастает суровый, аскетический профиль мальчишки в буденовке, голова упала на плечо, резкая мученическая складка у рта — мальчишка смертельно ранен, мальчишка умирает. Внизу будут выбиты слова — имя, отчество, фамилия и годы жизни.

Этот макет и выбрала комиссия. Приехали Владимир Павлович и Иван Алексеевич — им тоже понравился именно этот вариант. Председатель сельсовета даже сказал задумчиво: «Похоже...»

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Непримиримость

Роман-хроника

Живем и помним

Патриоты нашего времени