Послушались все: затихли голоса, медленно пошли к матери два потрясенных сына. Прекратилось движение. Тихо стало.

— Нет, Григорий Бобров, не унизимся мы до кровавой расправы над тобой. Нет нашего физического суда твоему собачьему телу за давностью лет. За свои злодейства получил ты ссылку в четверть века. И ты, и твой кровопивец-отец, и братья. Молодые не знают, а мы, старики, помним, кем вы, Бобровы, были для села Старогоры. И за Ивана, за мученическую смерть его, суд тебе — твои дети и внуки. И совесть твоя. Видно, осталось ее чуть-чуть в твоей поганой душе, коль пришел сюда. А теперь, Григорий Бобров, уходи! Не погань наш святой праздник!

Безмолвствовала толпа. Тяжелые тучи плыли над Старогорами, над балкой, над могилой Ивана Сапожкова.

Видели все: побрел вниз, к селу, Григорий Бобров, побрел, как пьяный, загребая землю ногами. А за ним, чуть помедлив, пошел, опустив голову, Николай Григорьевич, Бобров-младший, и еще несколько человек пошли за ними. Метнулся следом молодой парень, тот, что держал за одно плечо Григория Фомича, когда старик кричал свои страшные слова. Сделал парень несколько шагов, остановился, резко махнул рукой и повернул назад.

Ушли они.

Тогда сказал в тишине Иван Алексеевич Шахов:

— Вот так погиб на этой земле Иван Сапожков. Здесь перед вами лежит в могиле. Не забывайте этого, люди! А особенно вы, молодые, пионеры и комсомольцы. Он отдал свою жизнь... — Прервался голос председателя сельсовета, и тяжким вздохом ответила ему толпа. — ...За вас. Чтобы вы жили счастливо. — Шахов повернулся к оркестру и сказал дирижеру: — А теперь, сынок, давай наш... Давай «Интернационал»!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.