— Мы долго ждали этот торжественный день. И вот он пришел. Старогорцы чтят память...

Он говорил еще несколько минут плавно и гладко, но вдруг сбился, заерзал, полез в карманы пиджака, вынул бумажку, развернул ее. В толпе засмеялись.

— И вот, видите ли... — По круглому красному лицу Владимира Павловича ползли капли пота: он никак не мог найти нужное место в шпаргалке. И поэтому вдруг сказал: — Почетное право снять с памятника... — Опять он забыл нужное слово и с ужасом сказал: — ...мантию представляется секретарю райкома партии Кондрату Васильевичу Забелову!

Послышались аплодисменты. Сзади трибуны сделалось какое-то движение, и девушка в русском национальном костюме (затея Владимира Павловича) на атласной подушке подала секретарю райкома ножницы. Кондрат Васильевич стал спускаться к памятнику, а к трибуне подбежал дирижер оркестра:

— Чего играть-то?

— Не знаю... — зашептал вконец расстроившийся Владимир Павлович, — играйте какой-нибудь марш.

Кондрат Васильевич перерезал ленту. Медленно сползло вниз покрывало. Упала мгновенная тишина. Все смотрели на памятник: из глыбы темного гранита поднималась голова мальчишки в буденовке, поникшая на плечо. Внизу было выбито золотом: «Красный командир Иван Николаевич Сапожков. 1901 — 1918». Зоя Воробьева и мальчик с другой стороны могилы застыли в пионерском салюте. Оркестр заиграл «Вихри враждебные веют над нами».

И первое волнение всколыхнуло толпу.

Олег Константинович посмотрел на Марию Николаевну — по ее морщинистому лицу текли слезы, и она не вытирала их.

К микрофону подошел Кондрат Васильевич, свою речь он читал по бумажке. Постепенно люди внизу задвигались, в последних рядах стали переговариваться.

Выступали другие: секретарь колхозной комсомольской организации Илья Капустин, восьмиклассница Нина Федотова, ветеран гражданской войны Иван Тихонович Соловейчиков.

В толпе стало скучно — разговаривали, переходили с места на место, кое-где посмеивались. Но все шло по задуманному плану, и Владимир Павлович постепенно успокоился: «Ничего. Все, как у людей. Я вот немного сбился. Незадача, видите ли».

Заканчивал речь последний оратор, председатель колхоза «Авангард» Николай Петрович, — бумажка в руке подрагивала.

И в это время Олег Константинович заметил непонятное движение — от группы людей, как бы отодвинувшись немного, раздалась толпа и образовалось между этой группой и остальными небольшое пустое пространство.

— Пришел! — сказал рядом со скульптором Иван Алексеевич Шахов, сказал так, будто непомерный груз упал с его плеч.

Олег Константинович сразу узнал его: в той маленькой группе людей стоял старик в аккуратной одежде, крепкий, широкоплечий, только лицо его сейчас не было благородным — что-то в нем сместилось, нарушило правильные пропорции, и лицо стало темным, враждебным и затравленным. Да, это он тогда, в мае, у могилы, вынырнув из зарослей ольхи, сказал скульптору Зайченко странные слова: «Зря это вы, зря! Чего прошлое ворошить?» Это был Григорий Фомич Бобров. Рядом с ним стоял полный, тоже крепкий мужчина, чем-то неуловимым, но точным похожий на Боброва, было тут еще несколько мужчин, парней, женщин.

Теперь многие смотрели на этих людей, а Бобров, не мигая, смотрел на могилу Ивана Сапожкова, на памятник.

— ...Мы никогда не забудем нашего дорогого героя, — закончил председатель колхоза. — Память о нем вечно будет жить в сердцах поколений!

Неожиданно стало совсем тихо. Слышно было только, как ветер шумит в березах.

— Давай «Интернационал»! — шепнул Владимир Павлович в сторону оркестра.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.