С той поры немало времени прошло, многое забылось, но перед глазами и сейчас разворачивается безмерное, ничем не защищенное пространство. Серые сохлые стебли, обсыпанные пепельными комками, жестко шуршат на ветру, и когда его порывы ударяют в лицо, то слышится липкий пьянящий чад. Степная горечь всюду. Она привязчива, от нее невозможно убежать, нельзя укрыться, спрятаться в подушки, зарыться в одеяла. Что бы я ни делал, куда ни шел, спал или гонял футбольный мяч, смотанный из тряпок, горечь полыни всегда со мною.

В то лето многие из нас, мальчишки и девчонки, вывезенные на Урал, только присматривались к жизни, наполненной неясными загадками, странными тайнами, и самой тревожной, трудной из них была та. что пряталась за плоской равниной, ее размытыми горизонтами, уходящими в ленивую горклую даль, — там была война.

Бревенчатый городок лежит посреди равнины. Ветхие дощатые бока подставлены всем ветрам, которые того и гляди снесут его вместе с кривыми скрипучими улочками и заросшими чилижником оврагами.

Мало сказать, что я томился степью. Ее не принял сразу, хотя понимал, что унылая плоскость и эта полынная горечь оберегают от снарядов.

В теплые дни нас уводят за город собирать лекарственные травы. Ими степь богата: череда и ромашка, пустырник, валерьяна, чистотел... Оксана Павловна хорошо различает полезные растения, помогает разбираться в них. У кошачьей лапки стебель шерстисто-войлочный, белые и розовые бутончики расцветают в мае. Чуть позже распускается бессмертник. Отвар из него надежно останавливает кровь. Поэтому мы охотимся за бессмертником и по-настоящему радуемся, когда отыскиваем желтые корзиночки. Ведь мы знаем, что бессмертник доставят во фронтовые госпитали.

Хождение за травами делается для меня чем-то большим, нежели обычные прогулки. Оксана Павловна в сарафане, на голове белая панама с широкими полями. Она вкладывает мои пальцы в мягкую прохладную ладонь, и мы, возглавляя шумную нестройную цепочку, отправляемся в степь. В такие минуты тихий городок пробуждается, улочки вроде распрямляются. Рядом с Оксаной Павловной городок хорошеет да и степь выглядит иной. Прозрачный воздух пронзен солнцем, безоглядная ширь звенит птичьими голосами, наполнена шорохами душистых трав. Полынь — и та уж будто не горчит.

Оксана Павловна из местных, уральская казачка. Лицо у нее продолговатое, шея тонкая, на плече коса, похоже, сплетенная из выгоревших трав. Мне все в ней нравится: голос, случайная улыбка, даже то, как она прихрамывает, словно натерла ногу, или рассматривает степное разнотравье, поэтому чуть приподымается. Оксана Павловна напоминает молодую римлянку Порцию, о которой я прочитал в книге. Для того, чтобы доказать стойкость характера. Порция рассекает ногу: «Боль надо мною не властна!» С тех пор и прихрамывает. Я пронзительно верю, что Порция переселилась из древнего каменного Рима в дощатый городок, берет меня за руки и. прихрамывая, уводит в степь. В глубокой тайне, боясь признаться самому себе, я думаю о том, что когда вырасту, то наберусь отваги и скажу:

— Какая вы красивая!

Жарким летним днем впервые я увидел Шлыкова. Он мчался по степи, вернее, летел, как птица, прижавшись к гриве иноходца, и вдруг осадил коня. Мы тотчас облепили всадника. Шлыков вскинул руку, потряс в воздухе кожаной плетью, хотел улыбнуться. Но улыбки у него не получилось. Лицо неподвижное, холодное, с жесткой щеточкой усов. Он быстро, одними губами, усмехнулся, что-то сказал нашей воспитательнице и, когда Оксана Павловна задержала на нем взгляд, вздыбил плетью коня.

Таким мне и запомнился Шлыков: прижатый к гриве иноходца, в гимнастерке, с кобурой на ремне, широких галифе с лампасами и неожиданно ярких красных сапогах, стянутых гремящими сверкающими шпорами.

Шлыкова я сразу невзлюбил: мужчины сражаются, мы, дети, собираем лечебные травы, а он запрятался в тыловом городке, гоняет на коне да еще модничает в красных сапогах! Особенно огорчало то, что это мое настроение вовсе не разделяла Оксана Павловна. Напротив, при Шлыкове она делалась другой, как бы отдалялась, была холодной и чужой, отдавая тепло и нежность своих глаз степному человеку. Все во мне сжималось, когда я перехватывал взгляд уральской римлянки, направленный из-под густых, обожженных солнцем ресниц на пружинистую фигуру Шлыкова. Как хорошо, если бы он исчез, сгинул в постылой горькой степи! Вместе со своими сапогами!

Как-то я не выдержал:

— Попробовал бы полихачить в красных сапожках на войне!

Я хотел добавить что-нибудь обиднее, но не успел. Оксана Павловна взглянула в мою сторону так, словно ударила, будто хлестнула шлыковской плетью. Все во мне от боли сжалось.

— Что с тобой. Андрюша? — Она испуганно склоняется, совсем близко замечаю на ее переменившемся лице ресницы — они густые, высокие, похожие на степные травы. И опять мы дружны, снова вместе.

Хозяйственными делами в детдоме заправляет Гоша Кусурбашев. Он тоже местный. Гоша в лисьем малахае, раздавшиеся скулы в жидкой бороденке будто облеплены полынными кустами. Гоша молчалив, не услышишь лишнего слова. Зато, любит петь. Покончив с делами, он усаживается на завалинке, вздергивает полынную бороденку к солнцу, прищуривает щелястые глаза, заводит монотонный напев. Голос у него негромкий, в горле вроде бы шелестят от ветра травы. Гоша поет на своем языке, слов мы не разбираем, но понимаем, что то, о чем говорится в песне, он очень любит. Не раз, бывало, я приставал к нему, допытывался, чего он пропадает в скучной равнине. Мы-то здесь не по доброй воле, война загнала в постылую дыру. А он-то зачем торчит? Кто его неволит? Собрал вещи и смотался бы отсюда. На земле прекрасных мест много: леса, горы, море... Гоша терпеливо слушает, в раскосые глаза наплывают тени, он соглашается, говорит, что я, пожалуй, прав, но только по душе ему родной городок и степь, лучше которой нет ничего на свете.

— В лесу темно, в горах не повернешься, — Гоша встряхивает полынной бороденкой, щелки лукаво смыкаются.

О Шлыкове рассказывают всякое. Говорят, обыкновенный милиционер, другие клянутся, что разведчик, хотя в толк не возьмут: какие дела у разведчика в глухом захолустье? Не знаю ничего о нем и я, хотя не однажды испытывал на себе цепкую хватку человека в красных сапогах. От него, как от полынной горечи, не укроешься, он успевает всюду. Вот и на этот раз... Под покровом сумерек мы с Сережкой Серегиным обчистили огород. С оттопыренными на животах рубахами, хрустя свежими огурцами, топаем к себе. Внезапно на дороге вырастает... Шлыков. Ну и нюх! Мы врассыпную. Серега худющий, как жердь, он ловко проскальзывает в лаз, а я застреваю. Крепкие руки ухватывают плечи.

— Дяденька, простите!

Шлыков выдергивает меня из забора.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.