Итак, я усердно учусь, веду партработу в академии, избран парторгом факультета, членом парткома и Бауманского райкома партии. А время было напряженное, начались аресты деятелей оппозиции, видных хозяйственников, поползли разговоры о вредительстве.
Раз позвонил мой друг, организатор Якутского комсомола, бывший член ЦКК ВКП(б), работник РКИ Степан Васильев. Он был в числе первых молодых революционеров — якутов, привлеченных в партию товарищами Ярославским и Орджоникидзе, отбывавших ссылку в Якутске.
Васильев предложил мне поскорее приехать к нему. Приглашение прозвучало необычно. Степан отличался спокойствием и выдержкой.
В тот же вечер я был у него дома. Степан позаботился, чтобы нам никто не мешал, и приступил к рассказу.
Некоторое время тому назад вызвал его Сталин, предупредил, что дело сугубо важное.
— Вас любит Серго еще со времен его ссылки, я знаю, — сказал он. — Так вот, пойдите к Серго, почитайте ему материалы НКВД о вредителях, о Пятакове, Ратайчаке и других и убедите подписать санкцию на их суд и расстрел.
— Мне известно, Серго болен, — ответил Васильев. — Есть указание не тревожить его.
— Вам можно. У вас может возникнуть вопрос: почему сами члены Политбюро его не убедят? Мы с ним говорили. Скажу по секрету: он упрямится. Но он же нарком тяжелой промышленности, Пятаков — его заместитель. Без подписи Серго наше решение не может состояться.
— А если Серго меня прогонит, не захочет слушать?
— Не прогонит, зачем пустяки говорите? Наоборот, он задумается. То члены Политбюро его убеждали, а тут пришел партийный работник, в прошлом его ученик, по долгу службы своей в Комиссии советского контроля изучивший материалы о вредителях, и от себя говорит ему: мало расстрелять таких мерзавцев! Поняли? От себя, без ссылок на нас.
— Серго догадается, спросит: «Сталин тебя послал?» Как отвечать?
— Подумайте, как ответить. Важен сам разговор. Нажимайте на Серго от себя, как партиец, как государственный контролер, наконец. После дополнительного инструктажа, получив у Сталина папку с материалами НКВД, Васильев отправился к себе, изучил материалы и пошел к Орджоникидзе. Больной Серго приветливо принял Степана. Когда Васильев начал говорить о вредителях и читать материалы НКВД, Серго помрачнел, потом перебил его:
— Не верю! Чувствую, тут что-то не так. Не верю. Выходит, мы забыли все, чему учил Ленин, не умеем распознать врагов, пригрели на своей груди змею? Как же я работал рядом с Пятаковым, ежедневно встречался и не разглядел, как он подкатывается под Советскую власть! Не могу понять, не может быть. Я не увидел, не почувствовал чутьем большевика, а Ежов и его агенты узнали и разоблачили? Да как же я в глаза людям смотреть стану, старый я тюфяк, черт возьми! Не могу подписать, не верю. Не так это просто!
Васильев видел слезы на глазах Серго, понял, как он страдает, переживая случившееся. Васильев ушел, не добившись успеха в выполнении сталинского поручения.
Сталин молча выслушал сообщение Васильева, сухо его поблагодарил. Через несколько дней заставил Васильева вторично пойти к Орджоникидзе с той же миссией и с дополнительными материалами НКВД в виде показаний арестованных...
Вскоре все мы были потрясены сообщением о смерти Г. К. Орджоникидзе. В группе товарищей стоял я у гроба Серго. Мы не знали тогда, провожая умершего, что он сам ушел из жизни. Мы верили официальному сообщению.
Да, Серго сам оборвал свою жизнь: не вынес самовластия Сталина. Он видел и осуждал культ его личности и творившиеся беззакония, понимал, что Сталин грубо надругался над ленинскими заветами, что никакого действительно коллективного руководства в ЦК нет и в помине.
Перед Орджоникидзе были два пути. Первый — открыто выступить против Сталина на пленуме ЦК. Такой пленум предстоял. Сталин навязал Серго доклад на пленуме о ликвидации последствий вредительства в тяжелой промышленности. Серго готовился к пленуму, будучи больным, делал наброски своих соображений.
Зинаида Гавриловна, его жена, помнила, что на столе в комнате Серго лежали исписанные им листы бумаги.
Словом, первый путь заключался в открытом выступлении против Сталина. Серго отдавал себе отчет в том, что при необъятной власти Сталина и НКВД он был бы схвачен немедленно, тут же, на пленуме, «предан анафеме» и уничтожен.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Или сюжетные прогулки по Киеву под руку с комсомольскими работниками. Окончание. Начало в № 12.