Иду в Главк. У Перышкина совещание. Извещенный о моем приходе, он отпустил собравшихся. Пытаясь справиться с охватившим его волнением, Перышкин спросил:

— Обо мне не было разговора?

Я мог отговориться только незнанием:

— Не было, Григорий Иванович. И тут старик заплакал:

— Значит, арестуют, не нужен, конец... Я же не виноват ни в чем! Кому об этом скажешь, кто выслушает старика, бывшего паровозного машиниста? Хоть в беседе с вами напоследок душу отвести...

Мы долго говорили о скромной жизни машиниста, ставшего крупным хозяйственником, об установлении Советской власти в Сибири в двадцатом году, когда там работал Перышкин и там же я был секретарем Сибирского бюро комсомола, вспоминали общих знакомых «золотарей», получивших ордена по представлению Серго Орджоникидзе, — бодайбинцев Ганина и Селиховкина, алданцев Щербинина и Куприянова и других.

Беседа прерывалась, когда Перышкин глухо бормотал:

— Арестовали его, арестовали... Самого Перышкина взяли ночью на квартире, как только был подписан акт сдачи-приемки дел Главзолота.

Каганович вручил мне для прочтения разосланный Ежовым членам Политбюро ЦК толстый том «показаний» Серебровского, увезенного во внутреннюю тюрьму на Лубянке прямо из Кремлевской больницы.

В показаниях — «признания» Серебровского и в том, что он якобы состоял агентом царской охранки, и был на службе английской контрразведки, и занимался много лет вредительством в золотой промышленности. Названы многие десятки лиц, будто бы выполнявших его вражеские задания.

Становилось жутко. Я успел поработать в золотой промышленности около пяти лет, знал многих товарищей, разбирался в некоторых вопросах ведения хозяйства и видел, что «показания» шиты белыми нитками. А Каганович требует: «Давайте мероприятия по ликвидации последствий вредительства».

Произошел такой курьез. В показаниях Серебровского сказано, что в тресте «Якутзолото» работает инженер-геолог, коммунист, якут Лебедкин. Он мешал вредительской установке на консервацию рудника Лебединого и всячески старался форсировать рудную разведку. Каганович предложил вызвать Лебедкина в Москву: «Его место в Главке, в «Золоторазведке».

Из «Якутзолото» пришел ответ на мою телеграмму: «Лебедкин арестован». Я доложил Кагановичу, заикнулся:

— Может быть, это ошибка? Запросим Ежова.

— Нет. НКВД знает, что делает. Наверно, Лебедкин — якутский националист, — ответил Каганович.

В эти же дни от Сталина прислали мне материалы НКВД с показаниями «вредителей» на приисках Урала. Сталин лично написал: «Тов. Мильчакову — для сведения. И. Сталин».

В показаниях директора «Миассзолото» Чухриты (кстати сказать, бывшего заместителя наркомпрода РСФСР, председателя краевого исполкома в Архангельске) написано, что они хотели взорвать электростанцию, затопить шахты, вызвать голод на приисках — целое «сочинение», могущее вызвать недоумение.

И подобными «романами» взвинчивали себя руководители огромной страны, первого в мире социалистического государства!

От наркома (Кагановича, он тогда был в трех лицах — секретарь ЦК, нарком путей сообщения и наркомтяжпром) пришла пачка представлений на арест десятков работников дальневосточных приисков с предложением дать санкции на «изъятия» названных людей.

Целый день лежали бумаги на моем столе. Мысль все время возвращалась к этим документам: «Приложить руку к арестам? Не могу». Вечером пошел к первому заместителю наркома А. П. Завенягину.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.