Все не по-русски, все не по-русски, слова на родном не прочтешь, хотя баночка наша, в отечестве сделанная, — празднично-переливчатая, алым, голубым, кипенным сверкает, а донышки ровно рубли юбилейные.

— Крабы. Едите? — с легкой заминкой произнесла Софья Евгеньевна.

— Ой! Да кто ж их... — Наташа, не застегнув один сапог, сделала книксен, чему ее учили в балетном кружке Дворца пионеров Октябрьского района семь лет назад.

Танцовщицей она не стала, потому что некто Гришаня, поколачивающий всех кого ни попадя, включая своего папашу, повадился шастать во дворец и лицезреть маленьких лебедей. Приглянулась ему не прима-щепка, но аппетитная кнопочка. Побив четверых ее партнеров, Гришаня пригрозил и пятого осинеглазить, если тот будет ее лапать. Впрочем, танцы для Наташи и так должны были кончиться позором, так как тело ее не хотело сохнуть, перевиваться жилами, грудь не исчезала вовнутрь, как требовали привередливый жанр искусства и бешено одержимая Ираида Поликарповна, выступавшая однажды в Большом, в концерте. «В семье единой» назывался. Обиды у Наташи ни на кого не было, да и ребят жалко: они ведь трудяги, чистюли, а драться не умели. В общем, тискать ее стал один Гришаня. Не сразу, конечно, но долго не тянул. Все бы терпимо, но не убереглась и на втором курсе медучилища родила Витяху (эт-та прелесть!). С Гришаней не расписывалась, на алименты не подавала, стараясь забыть жадные злые руки, скудные липкие слова. Отец, не выдавив ни слова, забрал из роддома. Но распаковали внука — радостно засветился, отогнал бабку, взял мальчонку в полную собственность.

Наташа после «академки» вновь вышла в пятерочницы, в комитете комсомола взяла на себя культмассовый сектор. А когда выучилась на массажистку, партбюро с легкой душой рекомендовало ее в поликлинику с оранжерейными коридорами, красными вислохвостыми рыбами в стенных аквариумах, толстыми паласами, финской мебелью. Платили полторы ставки, да плюс надбавка — по-человечески выходило. Она бы и меньшему рада: буфет (на масле готовили), заказы (без крабов, конечно, но приличные, с мясом по праздникам), лекарство подругам на обмен (здесь вообще проблем не было). Работы, что и говорить, хватало: массажем всех долечивали, кому и просто так, в удовольствие прописывали (смотря по должности). А вчера вызвал главврач Семен Семенович, не здороваясь, минуту жгуче смотрел из-под мохнатых бровей, как бы спрашивая: «Вам ничего не надо объяснять?»

«Нет!» — молча, но твердо ответила Наташа, похолодев от сознания, что ей такое доверие, а комсомольская нагрузка у нее курам на смех — отвечает за встречи с интересными людьми в физиотерапевтическом отделении.

— Берите. Диетическая вещь. Мальчику дадите. — Софья Евгеньевна поощрительно кивнула.

— Что вы, ему полтора годика. Я грудью его на ночь кормлю, — ответила Наташа, не зная, что делать с банкой.

— Грудью? Так долго?

— С меня не убыло! — простодушно улыбнулась Наташа.

— Да, я вижу.

— Мне неловко... Такое внимание... Я ведь делала, что должна.

— Мы этой банке уделяем чересчур большое внимание. Возьмите. Значит, завтра в десять? Вы молодец, я себя отлично чувствую. Даже... — Софья Евгеньевна игриво повела глазами.

Наташа засмеялась, не выпуская банку из рук, развернулась вполоборота:

— Тут вот, над крестцом, зоны такие.

— Так вы специально? — спросила Софья Евгеньевна и погрозила Наташе пальцем. — Ай-я-яй, на что вы меня толкаете!

— Положено. Это в комплексе. Если не хотите, то в следующий раз я не буду, — смущенно сказала Наташа, вдруг представив сведенные к переносью брови Семен Семеныча. Наверно, от этого у нее порозовели щеки. — Извините, я не думала, что вам будет неприятно.

Софья Евгеньевна почти вплотную подошла к Наташе, взяла ее за подбородок, ласково посмотрела в глаза.

— Напротив. Я довольна. Ты очень милая, Ната... Ничего, что я так тебя называю?

Наташа согласно моргнула, вытянув шею, и попыталась ответить улыбкой.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.