— То, что я слышу, кощунство! Так не будет! — протестую я.

Мешик нажал кнопку. Меня грубо взял за руку появившийся надзиратель внутренней тюрьмы НКВД.

— Уведи этого дурака, — захохотал Мешик.

Этот лейтенант сделал при Сталине блестящую карьеру, стал правой рукой Берии, министром госбезопасности Украины, получил несчетное количество орденов, дослужился до чина генерал-лейтенанта.

В заявлениях же из лагеря, посылавшихся в течение долгих шестнадцати лет заключения в Центральный Комитет партии, в Верховный Совет, в Прокуратуру и Верховный суд, я ссылался на эти слова Мешика: «Мы, чекисты — партия в партии», «Знаю, ты ни в чем не виноват, но тебя надо убрать», «Не хочу сесть на твое место...» Результат всегда был неизменным, вплоть до 1954 года: «Оснований к пересмотру дела нет», «Жалоба оставлена без удовлетворения...»

Чего добился Сталин, поставив НКВД над партией и народом?

Он задушил свободное волеизъявление в партии и до конца своих дней на земле утвердил свою личную диктатуру в стране.

Только «после смерти Сталина... сложившееся внутри Центрального Комитета партии ленинское ядро руководящих деятелей, которые правильно понимали насущные вопросы как внешней, так и внутренней политики... повело решительную борьбу с культом личности, с тем, чтобы ликвидировать его тяжелые последствия и расчистить путь для быстрейшего продвижения нашей страны к коммунизму». («Правда», статья к 80-летию со дня рождения Сталина.)

Он утверждал свою необъятную власть, опираясь на берия и мешиков всех рангов, а также на своих оруженосцев и трубадуров в лице Кагановича, Маленкова, Молотова и других.

До какой грани политического падения надо дойти, чтобы угодливо предложить заменить ленинизм «сталинизмом» как теоретическим учением. Это предложение хамелеона Кагановича даже Сталин отверг. Сталин понимал, что ему приходится прикрывать свои действия знаменем Ленина.

Именно Каганович старался первым крикливо возглашать: «Сталин — корифей наук», «Сталин — великий машинист локомотива революции» и т. п.

Всякие события, в том числе даты возраста Сталина, являлись поводом для безудержного его восхваления. Тут уж прямо «соревновались» в расточении льстивых эпитетов!

Сверху вниз, по команде, шли шпаргалки: как выступать, как начинать речи и доклады, как их заканчивать.

В этой обстановке раздолье было подхалимам и карьеристам, чиновным душам и перестраховщикам. «Ах, его арестовали? Значит, так и надо. НКВД борется с врагами, НКВД знает, что делает. Если арестованный сам не враг, значит, запутался в связях с врагами или сболтнул что-нибудь лишнее...»

Сочинители доносов прикрывали свою мерзость словами о том, что «всякий коммунист должен быть чекистом», сказанными в первые годы революции, когда чекисты Дзержинского боролись с действительными врагами.

Партийная дисциплина стала средством голого принуждения, независимо от того, правильно или нет действие бюрократа, сидящего на руководящем посту. Политическая бдительность обращалась не по отношению к врагам, а по отношению к товарищам по партии, к советским людям.

Партийной непримиримостью прикрывались репрессии к допустившим случайную ошибку или даже обмолвку. Появилось ходкое выражение: «Его проработали». И опять подобные действия получали этикетку «борьбы за большевистскую запятую...»

Работники разных аппаратов стали говорить о Сталине — «хозяин». Им нравилось, щекотало мещанское самолюбие, когда их самих в их вотчине тоже величали: «хозяин», «так велел хозяин».

По примеру Сталина грубый окрик и командование ввели в оборот многие деятели в центре и на местах. Грубость даже стали восхвалять, грубостью и унижением достоинства людей принялись прямо «кокетничать». Грубая брань, хамство стали стилем поведения многих бюрократов.

Работе людей стал сопутствовать страх. «Не смей критиковать начальство, держи язык за зубами и проживешь благополучно».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.