— На Индигирке открыли богатое золото. Далеко от Магадана, в глубь якутской тайги по бездорожью еще восемьсот километров. Я послал туда лагерь в несколько тысяч. Не все дошли. Многие уже там померли. Но цель достигнута. Дорога пробита, несколько поселков выстроено. Я обещал Сталину через год дать с Индигирки первые тонны золота. Теперь туда пойдет людей побольше.

— Пешком?

— Пешком, конечно, — сделал грима- | су Ежов.

Потом, когда арестантская участь забросила меня на Колыму, я наслушался горестных рассказов об этих трагических походах на Индигирку, о таежных дорогах и колымских приисках, где костьми легли многие тысячи заключенных...

Бывал я в числе званых на кремлевские банкеты с участием Сталина. Собирали металлургов, угольщиков. «Тамадой» оба раза Сталин назвал Кагановича.

Столы ломились от вин и яств. Тосты звучали один за другим, и прежде всего в честь Сталина. Сталин много пил, впрочем, он пристрастился к вину давно. Заказывал выступавшему для развлечения пирующих Ансамблю песни и пляски Красной Армии русские и украинские песни. Поручения его дирижеру передавали Ворошилов и Ежов. Последний жевал папиросу за папиросой, поглядывая на своих агентов, посаженных за каждый стол. Внимательному глазу нетрудно было отличить их от остальных приглашенных.

Сталин заставлял сидящих за его столом членов Политбюро пить водку стаканами. Вот он ухватил М. И. Калинина за бороду, заставляет опорожнить стакан, острит при этом:

— Ты всесоюзный староста, тост — за великий русский народ. Пей до дна!

Молотов под шумок подменил стаканы, взял другой, с нарзаном.

Сталин пил и пил.

Уходили с банкета первыми, конечно, руководители. Чтобы как-то скрыть опьянение Сталина, Ворошилов и Маленков шли вплотную по бокам, сзади подпирал Каганович, а спереди прижался гном Ежов. Так и «поплыли», тесной кучкой... Гости провожали аплодисментами.

...А там, на краю земли, на Колыме в это время шли к Индигирке колонны заключенных. Одуревшие конвойные кричали, собаки надрывались в лае. Я случайно еще не шел в числе обреченных. Для меня муки «этапов» придут через два года...

Каганович усердно разрушал то, что было достигнуто в годы руководящей деятельности в тяжелой индустрии Серго Орджоникидзе.

В хозяйстве все более отрицательно сказывалось грубое администрирование, планы срывались, в снабжении царила кутерьма, безудержный разгон кадров и сплошные аресты усугубляли неразбериху, неуверенность в завтрашнем дне. Кверху лезли наглые приспособленцы, карьеристы, крикливые перестраховщики.

Мне вспомнились две картинки.

Серго проводит Всесоюзное совещание хозяйственников. На трибуне — всем известный директор Днепродзержинского металлургического завода Манаенков. Он критикует отстающих, воюет с консерваторами. Из зала летят реплики: «А ты не боишься, что тебя самого раскритикуют?»

— Чего мне бояться, стегайте, если заслужил. К вашему сведению, я ничего и никого не боюсь. В самом деле, чего мне бояться, если сам я честно работаю, если со мной дружный коллектив рабочих и сплоченная заводская партийная организация, если за спиной всех нас стоит товарищ Серго, который всегда поддержит, подбодрит, воодушевит на новые успехи...

Зал грохотал от оваций по адресу Серго. Манаенков добродушно улыбался.

Прошло всего года три.

Каганович проводит Всесоюзное совещание металлургов. На трибуну выходят ораторы, произносят однообразные казенные речи. Среди участников совсем не видно старых директоров, которых Серго знал поименно, с которыми советовался.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.