— Прямо идиллия. Неужели никто ни разу не высказал категорического несогласия с твоими книгами?

— Почему никто? Высказывали. Но в печати. Критик и прозаик Резо Мишвеладзе разгромил роман «Не бойся, мама!».

— Это и был тот случай, когда ты сам ходатайствовал за публикацию статьи?

— Слышал? Да, тот самый случай. И еще в альманахе «Критика» разругали «Белые флаги».

А когда вышел роман «Закон вечности», тот же Мишвеладзе опять написал резко критическую статью и предложил в «Цискари». Ему отказали: неудобно, этот журнал и печатал роман. Короче говоря, на собрании в Союзе писателей мой оппонент выступил и сказал: вот, стесняются Думбадзе... Что делать, я тоже взял слово. Я не против, говорю, даже наоборот. Это хорошая примета. Когда Мишвеладзе обругал мой роман «Не бойся, мама!», я вскоре получил премию имени Шота Руставели. Может, и теперь, если такая у Резо реакция на роман, его заметят. Так и вышло...

— Говорим мы о профессионалах или «широком» читателе, проблема, наверное, одна: убедило ли сказанное, понято ли, ради чего писалась книга...

— Безусловно. Читатель должен поверить тебе. В «Законе вечности» Бачана и Мария любят друг

друга в белом, чистом снегу, а потом дети видят, как снег горит голубым огнем. Здесь все нереально, и надо сделать так, чтобы все казалось происходящим на самом деле. Но сначала сам пишущий должен ясно увидеть этот голубой огонь... Когда писал «Я вижу солнце» — меня спрашивали, и не раз: почему ты отпустил дезертира Датико? Почему его не арестовали? Это нереально! А я сильнее его наказал, оставив в живых!

А когда печатал «Я вижу солнце» в журнале «Дружба народов», то в редакции мне говорили: вы фантазируете. Хатия и Сосойя пошли менять одежду на кукурузу, старый крестьянин кукурузой их одарил, а вещей не взял. Напечатать напечатаем, но кто вам поверит?

Я действительно в детстве, когда жил в деревне военного времени, носил менять пальто и сапоги. Никто мне их не вернул, как старик в романе. Но мне так этого хотелось! И я иначе закончил весь эпизод, когда вставил его в роман. Думал, может, хоть несколько человек поверят, что такое возможно — совершить добро безвозмездно в жестокой обстановке. Несколько человек — и то хлеб...

Потом я получал письма. В поступок старого крестьянина поверило большинство...

— Детство — начало начал...

— Я бы рассказ Мериме «Матео Фальконе» обязательно преподавал в школе, детям... Дети все немножко ябеды, надо их отучать от этого. Ну, не так, конечно, что родители за ябедничество поубивают своих детей (смеется). Можно ведь так сказать: если ты изменишь своей земле, или товарищам, или родителям — на тебя может подняться рука собственного отца! У Гоголя в «Тарасе Бульбе» то же самое. Что, Тарас не понимал, что делал?

В «Матео» содержится точная деталь: мальчик предал разбойника из-за корысти, за взятку. Это тоже существенный момент: за что человека постигает кара. Знать о таких вещах надо сызмала.

Как принцип: в воспитании мальчишек должна присутствовать определенная суровость, дух мужского рыцарства. Уверен! Именно так и старался меня воспитать когда-то в деревне дед Кишварди.

— Не потому ли, что жизнь была в те годы предельно суровой и в людях обнажилось, как говорится, и то, и это, доброта, добро становились особенно драгоценными?

— Не исключено.

— При этом трудно найти то, чего не ищешь. Чего не жаждешь, пользуясь твоими же словами...

— Все время незаметно думаешь: сказать об этом, сказать так... Поводов для таких размышлений сколько угодно.

Уйдем от детства. Что-то мы там надолго задержались.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.