Градус глотнул воздуха: «А!» Повернулся резко. Подумал: надо на «вы». И не смог, сказал с диким каким-то хрипом, потому что за сутки почти не сказал никому ни единого слова:

— Ну, мой. А твое какое дело?

Он мог вообще не участвовать в этой истории. Ведь он свидетель был, просто свидетель. И показания свои выложил. Но что-то мешало Александру Степановичу Глебову жить спокойно. И он отправился в милицию... Зачем? Ну просто... Может, они его снова порасспросят — что-то всплывет.

Однако милиция была холодна, озабоченна, никто с ним говорить не хотел. Та симпатичная следовательша куда-то уехала. В ее кабинете сидел капитан Камушкин. А у них, как известно, отношения не сложились...

Глебов тихо прикрыл дверь. Опустился на стул напротив Любиной комнаты: буду ждать!

Любы он не дождался, но так вышло, что из-за неплотно прикрытой двери к Глебову приполз разговор. Капитан Камушкин давал кому-то данные для ориентировки:

— Да, Гарусов Геннадий Максимович! — резко кричал он. — Девятнадцать. Рост средний... Что?.. Без особых... без особых примет, говорю! Нос прямой, лоб со впадиной, лицо одутловатое, надбровные дуги выражены, глаза карие, небольшие, глубоко посаженные... Ну, а где я тебе возьму особые? — Наступила пауза. Потом Камушкин опять закричал: — Мопед у него примета!.. Черный, лакированный, на передней вилке золотые змеи... Я не видел, так хозяин сказал... На бачке буквы золотом: «эс», точка, «вэ», точка. Все!

Глебов нисколько не верил, что найдет. Да он как бы и искать не собирался. Все же походил часа два по поселку... Кончай, глупости это все! Вернулся домой и словно забыл обо всем. Но не забыл... Когда на следующее утро жена Виктория строго попросила его взять Таню и сходить за огурцами для засолки, он подумал: опять поищу!..

Овощной был у станции. И здесь Глебов посадил трехлетнюю свою Таню на плечи, журавлиным шагом пошел по шпалам — там было, он знал, сырое место. А Танька распевала модные детские песни и крепко держалась за отцовские уши, как за уздечку... Наконец Глебов увидел дорожку. По ней уже можно было пройти к отделению банка и «Овощам — фруктам»...

Вдруг в кустах он увидел мопед! Золотые змейки! (На самом деле Свинцов-то пытался изобразить два языка пламени.) И буквы на бачке... Глебов испугался. Таня сидела у него на плечах, держась левой рукой ему за лоб, а правой за ухо... Он оглянулся... Куда ж Таню-то деть?.. А! В банк можно!

Он вбежал в помещение так громогласно, что женщина, выдающая деньги, невольно посмотрела на лежащий у нее под «прилавком» пистолет.

— Мне ребенка надо у вас оставить! — тихо, чтобы не слышала Таня, заговорил Глебов. — На несколько минут!

Он больше ничего не сказал. Да он и не мог больше ничего сказать. Но женщина, которая только что при виде Глебова проверяла, на месте ли ее оружие, теперь произнесла:

— Ну... оставьте.

— Это детский сад? — спросила Таня.

— Да, — ответила кассирша. — Это детский сад для одного ребенка. — Она взяла бланк побольше, шариковую ручку и сказала: — Все рисуют, и ты рисуй!

Ее напарница улыбнулась и покачала головой, но без осуждения. Это было последнее, что увидел Глебов. Он выбежал на улицу. Вот он, автомат! Нашел две копейки, стал набирать Любин номер — занято!

У сосны никого не было. И мопед стоял на месте:

никелированный руль подсвечивал сквозь уже покрасневшие листья — если только знать, куда смотреть. Он набрал снова... Длинный гудок, еще полгудка!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 23
• 24
• 25
• 26
• 27
• 28
• 29
• 30
• 31
• …
• 33
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.