— Да... все обошлось!
— Ладно, мам! Пойдем спать. — Иван Витальевич обнял жену, и она привычно уткнулась в его грудь, зажав в своем сердце тревогу, как в кулаке.
Утром, когда Виталий вернулся (из леса, как мы знаем, из «банного заключения») — такой весь не в себе, без мопеда, без куртки (опять куртка фигурировала), мать решила поговорить с ним. Но по святому и железному правилу, унаследованному еще от покойной бабки, а та была женщина мудрая, Эмма Леонидовна «накормила мужика» хорошим плотным завтраком и потом уж приступила к делу:
— Сынок, где ты сегодня ночевал?
— Ну, мама! — И Свинцов изобразил голосом человека, который имеет право провести ночь у женщины. — Я же не все должен тебе объяснять!
— К нам из милиции приходили!
— И что они приходили?
Но мать не обманул его безразличный голос. Как раз испугал, потому что она видела его пойманные глаза.
— Расскажи мне! Я ведь тебе не враг! Свинцов поднялся из-за стола.
— Чего-то не получается у нас разговора... Трудно стало тебе объяснять! — и усмехнулся «со значением».
Это было у них в семье! Во время редких — но, как говорится, метких — ссор отец решающе-обидным доводом приводил тот, что мать всю жизнь просидела дома, «за печкой». Дипломированный инженер, а интеллекту с гулькин хвост, на уровне сельской бабушки — триста километров от железной дороги!
После такого его намека мать обычно уходила в спальню — плакать. Отец какое-то время угрюмо сидел за столом, а потом уходил за нею — мириться.
Сейчас Свинцов впервые в жизни использовал этот отцовский «довод» — не словом, а почти только голосом. Но матери и того хватило. Она быстро и испуганно посмотрела на Свинцова. Встала и ушла... в спальню. А Свинцов продолжал сидеть за столом...
Теперь ему стало еще муторней... А зачем она лезет со своей материнской заботой? Она же о себе заботится-то, о своем спокойствии. А что на самом деле будет со Свинцовым... да плевать им... Родители!
Но долго он не мог думать эти сухие и лживые мысли. Вышел на улицу... Высокие серые облака обклеили небо сплошной замазкой.
Невольно он пошел в сторону, противоположную той, где стоял дом Крысы. И так оказался на речке... Ветер подул, Свинцов поежился и вспомнил свою любимую куртку с «молниями». И вспомнил, где забыл ее. Да плюс еще мопед — улика!
Но это уже было все известно милиции, значит, не страшно. И тогда Свинцов подумал о пропавших вещах: да плевать мне на вас. Другие будут!
Не доходя до моста, Свинцов остановился. Он увидел сидящих Славку и Демина. Демин рассказывал, а Славка слушал. Ничего не было такого особенного в их сидении. Но Свинцов все же сразу как-то понял две вещи: что эти двое вместе и что он там абсолютно лишний.
...Тихо вошел к себе на участок, пробрался мимо дома — чтобы мать не заметила и не пристала опять с вопросами... Но мать заметила его, только не стала окликать, затаилась отшагнув к занавеске. Увидела, как сын вошел в мастерскую. Потом, минут через тридцать пошла туда — Виталий спал на старом диване, уткнувшись лицом в стену. Сердце сжалось у матери, она вошла внутрь — заскрипела дверь, сын сразу повернул голову:
— Чего ты?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Твои герои, комсомол
XX съезд ВЛКСМ
150 лет со дня рождения И. Н. Крамского