Зато он услыхал потом слова Виталия Петровича:
— Свинцов, слушай мой приказ. Перчатки снять, форму оставить, сам — до свидания. Ты больше в моей секции не состоишь!
Свинцов стоял, все еще тяжело дыша, то и дело слизывая кровь с разбитой нижней губы.
— Малый ты хороший, — спокойно продолжал тренер, — по духу боксер: жесткость, злость, другие нужные качества — это в тебе есть. Но удара у тебя нет, реакции нет. — Он взял за руку Кузина, повернулсяк строю: — Кто перед вами стоит? Раззява! Но жесткости я его научу. Это можно. А тебя, — он показал пальцем на Свинцова, — реакции не научишь и скорости не научишь. Это должно быть врожденное. Так что будь здоров... Начали бег по кругу!
Шеренга ожила, побежала. Счастливый Кузин, все еще в перчатках, пристроился сзади. Тренер и Свинцов стояли в середине зала.
— А можно, я останусь до конца занятия? — попросил Свинцов, надеясь неизвестно на что, на чудо, на то, что у него вдруг откроется реакция, удар и скорость.
Тренер очень спокойно покачал головой: — Не надо. Уходи. Долгие проводы — лишние слезы... Потом сам мне спасибо скажешь...
А может быть, родители были виноваты в этой свинцовской жесткости?
Они оба были из той породы людей, про которых говорят: человек ответственный... Ну, с отцом это вообще было все сверхпонятно. Без конца работа, план... Он и ночью-то иной раз вскакивал — причем без всяких звонков — и летел в свои Мастерские... Потому что «мастерские» — это только название. На самом деле немаленький завод. Дел всегда — только что не задохнуться.
Мать Свинцова была домашняя хозяйка. Но и мать — так выходило — вечно крутилась в чем-нибудь своем. Она говорила:
— Понимаете, раз я нигде не работаю, значит,я должна хотя бы дом обеспечить!
Мыла, готовила, опять мыла, пылесосила, покупала...
Умаявшись за день, родители в свободный вечерний часок садились к телевизору... А куда человеку деваться — так-то сказать! Руки-ноги не шевелятся, какой уж там театр. Да и в театр еще надо знать, чего куда, надо билеты... Ой, столько мороки! А тут все тебе покажут, расскажут. Цвет идеальный — прямо с завода брали... Да и вообще кто теперь в театры-то ходит? Только ведь осталось одно название: что, мол. в театры ходят, значит, культурные...
Сын Виталий телевизором не увлекался. Разные поколения, разные вкусы... Из замечаний в дневнике, из осторожных рассказов жены до Ивана Витальевича доходили слухи, будто бы его сын...
— Слушай, мать, правда, что ли, он у нас таким зверенком растет?
И не верил... А поступки?.. Ну, действительно сорвал урок географии — на глазах у учительницы воробью отвернул голову. Гадость, конечно, дерзость! Но вы чего хотите-то, когда все кино детективами этими забиты? А он что у меня, святой?
Учился тем более неплохо...
Случались моменты, когда отец думал: нет, надо выпороть мерзавца... Но представлял всю последующую нервотрепку, сердцебиение, долгую дрянь на душе оттого, что в семье ссора... И кстати, чем мириться-то? Покупай джинсы! Потому что это раньше хорошо было: снял ремень — врезал! Теперь любой и каждый разъяснит тебе, что бить детей неприлично.
Да и что это: сын кого-то там отлупил, а ты, взрослый, отец, его за это тоже лупишь. Дичь!
И потом не верилось Ивану Витальевичу в это «избил». В драке всегда один сильнее, другой слабее.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.