Не стрелять!

Свинцов ждал их в обычном своем шикарном обличье. Рядом сиял его знаменитый мопед.

— Так, Юдин? Взял?.. Молоток!.. Удочки сюда, — и поставил их у двери мастерской.

Опять подозрение царапнуло Юдина.

— Ты. Крыса, пока выведи машину. — Он легонько шлепнул мопед по кожаному сиденью. — Да все обнюхай, обслушай! — повернулся к Юдину:

— Пойдем! — Вошли в пустую мастерскую. — Давай показывай! — Взял револьвер, секунду рассматривал, угадывая все его тайные собачки и механизмы. Солдат-Юдин протянул руку что-то там показать...

— Да не лапай ты! — И быстро сам во всем разобрался, словно знал этот револьвер тысячу лет. Сунул его себе за пояс.

— Чего ты испугался-то? Со мной едешь!

Они вышли на улицу. Крыса держал под уздцы уже раскочегаренный мопед — черный, блестящий... Не оттого ли Солдат-Юдин мечтал о мопеде?.. И не он один...

— Приедешь туда же, — сказал Крысе Свинцов. — Инструкция будет на столе. Все, привет! — И Юдину: — Падай на хвост.

Юдин сел сзади и сразу почувствовал, как легко мопед несет их обоих — вниз, к речке. И дальше — через мостик, в горку. И дальше — в лес, по лесной дороге... И ведь почти такой ждал Солдата-Юдина в том сарае, на пустыре.

— А ты деньги когда отдашь?

— За ними едем! — крикнул Свинцов, не оборачиваясь...

Где они сейчас пробираются, Юдин не знал. Эх. а не тот ли это самый вариант, про который говорится: «Несет меня лиса за дальние леса...» Тропки действительно становились все глуше... Конечно, не совсем уж дикие, но такие... редкохоженые... А еще реже — езженые: какой-то вроде тележный след тянулся, но старый, глухой... Земля под ним оплыла.

А! Солдат-Юдин наконец понял, куда они едут. Эта дорога ведет на хутор заброшенный. Он как-то здесь оказался за грибами с покойным дедом, который, между прочим, и был настоящий Юдин — единственный в их семье. А мама фамилию сменила на отцову, стала Сомова. Он ведь и сам тоже был Сомов. А только по кличке Юдин — очень деда любил...

Скоро мопед действительно выкатил на скошенный лужок перед тремя домиками. Свинцов открыл довольно тяжелую дверь — это оказалась старая банька.

— Иди сюда, Юдин, — и закрыл дверь.

Стало довольно мрачно. Только из описанного несколько страниц назад окна-бойницы шел некоторый свет.

— Будешь здесь сидеть! — сказал Свинцов, и голос его даже не очень изменился, не стал каким-то там особенно суровым или особенно жестоким. — Начнешь орать, велю бить по зубам. Будешь сидеть тихо, через три дня отпущу. Понял?

Юдин ничего не мог понять. Он растерялся.

— Будешь орать?