Пришло письмо с Камчатки. Фотография Лидки ее сахалинского периода Огромная она стала.
Дошел до ординаторской – это уже очень много. Должны звонить из Москвы. Пригодилось мое умение вязать. Девочки-сестры улыбаются причудам... Ну и хорошо, что улыбаются, я люблю, когда улыбаются...
Когда входит врач и говорит, что меня там спрашивает какой-то Адамянц, я начинаю нашаривать нитроглицерин. Вот Мишка! Приехал-таки, Мишка!.. Он смотрит на меня, иногда гладит, как маленького, сует какие-то яблоки... Мишка приехал – это радость!..
...Там, в «зале», кто-то «уходит», по-нашему значит умирает!.. Постников дежурит – ему не везет, у него подряд «уходит» уже третий...
Он не на меня сердится, когда входит, и ругает за то, что я смотрю телевизор, и когда говорит, что «мы тут слабинку дали», – это я понимаю потом, а сейчас... я болезненно не люблю, когда так со мной говорят!..
Рука разболелась, говорят, флебит. Ходить из-за этого сегодня не разрешают. Симптомов флебита нет, может, нерв?..
...Значит, осталось семнадцать дней!.. ...Ничего это не значит, ничего!
Аневризм – это когда вместо рубца образуется такой серый сморщенный мешок, который надувается и опадает, надувается и опадает, надувается и... Почему серый? Противно...
Рудольф предложил проходить реабилитацию в Симферополе. Хорошенькое дело! Еще месяц! Не знаю!
Составили с ним график движения: когда садиться, когда ложиться, пульс и пр. Результат будет: 30 метров в день!
Рука болит. Нашел точку, на которую если нажать, перестает болеть.
Вчера приехал Андрей. Хочет, чтобы я после выписки поехал к ним отдыхать... А я как эти сестры: в Москву, в Москву!.. Зачем?..
Завтра Андрюшка уедет. Хожу потихоньку. Сердце ношу, а не хожу! Может, завтра пойду на улицу... Осталось двенадцать дней!..
От одного взгляда на нее что-то такое происходит внутри, сердце начинает биться слишком часто, что при его нынешнем положении противопоказано, и хочется не думать о ней и не можешь... Это как при втором или третьем свидании с любимой, когда уже знаешь, что будешь ей говорить, какие ласковые слова и как нежно притрагиваться... Все ведь надо заново пережить, отстучать сердцем, отболеть им так же, как тогда...
...Я подхожу к ней и осторожно кладу руку, тихо-тихо, хоронюсь от сердца, приучаю его, рука начинает медленно скользить вбок, вот и первая кнопочка... Осторожнее, чтобы не спугнуть... Едва уловимый щелк грохочет, и вот сердце уже у горла!.. Мне уже все равно, сердцу не хватает места... Вторая кнопка... Я начинаю срывать с нее остатки грубой для ее тела одежды... Вот ОНА! Вот она. готовая принять меня, мое, сделать это нашим!.. Нельзя мне, у меня с вашей сестрой должна быть мир-дружба... Но как справиться с этим невозможным желанием?.. Я касаюсь первой клавиши, и сердце начинает грохотать в унисон с ее мелодичным постукиванием, какое счастье, что я не умею быстро печатать, иначе бы оно – это мешающее мне обладать ею сердце – лопнуло бы окончательно!..
...Часто, слушая вокал, свободный от жеманства, искусственности и напряжения, мы говорим, что такой-то или такая-то поет природой, естеством... С тем же успехом мы можем утверждать, что какой-нибудь умопомрачительный прыжок через препятствие, совершенный чистокровным скакуном в состязаниях на Кубок Нации, есть заслуга одной лишь всесильной и неотесанной природы, или же доказывать, что маститый чемпион велогонок взбирается на кручи альпийских перевалов быстрее всех лишь благодаря природе своих мускулов и особому строению сухожилий. Не требуется, мол, занятий, не требуется репетиций, упражнений, диеты, не нужно метода, стиля, работоспособности, дара самокритики, умения распределять силы. Все это излишне как для вокалиста, так и для скакуна и велосипедиста. Обо всем позаботятся природа, удача, счастливый случай. Все можно свести к статистической вероятности, к гризическим условиям. Роль интеллекта, упорных занятий, воображения, мужества, умения собраться оказывается по такой логике равной нулю. Каких только глупостей не повторяют насчет роли природы и везения, забывая, что еще Данте предостерег:
...на перине лежа,
Ни славы не добыть, ни одеяла!
Вчера у нас был «санаторный» день. Договорились с Митькой, что никуда не поедем и будем проводить время, как в санатории: бездумно и беззаботно. Целый день играли в карты, ели, смотрели телевизор... Мне постоянно шла карта, и я выигрывал (кому в карты не везет, того вряд ли кто полюбит). Все было очень тихо-мирно, без всплесков, а сердце почему-то разболелось, даже страшно стало.
Сегодня поликлиника, ЖСК со справками – опять ехать в Москву.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.