Фред не сумел отказаться ни от второй, ни от третьей чашечки кофе, который Брунинг наливал из большого кофейника, принесенного с кухни. Он проглотил все три с несвойственной ему жадностью, но удовольствие от кофе было безнадежно испорчено. Косясь на медный кофейник, Фред ругал себя за безволие. Вчерашняя решимость отказаться от кофе, как туман, рассеялась с первыми лучами солнца. Задолго до рассвета Фред был уже на ногах, следил за последними приготовлениями и, хотя его лицо сохраняло обычную угрюмую бесстрастность, сильно нервничал.

Статья Джейн Броуди в «Нью-Йорк тайме» подействовала на него сильнее, чем он сам думал. Фред был невероятно мнителен во всем, что касалось здоровья. Постоянно подозревал у себя какие-то болезни, пугался при малейшем недомогании, с каким-то странным удовольствием читал популярную медицинскую литературу.

Из-за страха перед никотином и алкоголем он уже лишил себя сигарет и спиртного. Теперь «Нью-Йорк тайме» отнимала у него кофе. Фред уже как-то пробовал перейти на кофе без кофеина, но, лишившись привычного утреннего допинга, смалодушничал. Теперь он выяснил, что потребляет не менее тысячи миллиграммов кофеина в день, поскольку умудряется проглотить на работе минимум десять чашечек. Следовательно, его организм подвергался постоянной интоксикации кофеином. От этого медицинского термина ему вчера стало сильно не по себе. Расстройство сна, головные боли, беспокойство, раздражительность, сердцебиение, диарея, боли в желудке, депрессия, нежелание работать – он нашел у себя все симптомы. Теперь ему стало ясно, почему он так болезненно перенес отказ от кофе: синдром абстиненции, от этого страдают все наркоманы, лишившиеся обычной порции. Так, во всяком случае, следовало из статьи. Тогда-то Фред и дал себе клятвенное обещание отказаться на веки вечные от кофе, пусть даже несколько дней ему придется помучиться. Фред был полон решимости перейти на напитки типа «Севен-ап», «Спрайт», «Фанта» и имбирный эль, а заодно по утрам заниматься гимнастикой...

Эмсли установил в комнате несколько портативных японских телевизоров «Сони». Три основные американские телекомпании – Эй-би-си, Си-би-эс и Эн-би-си – транслировали обычные дневные передачи. Скользнув по трем экранам равнодушным взглядом, Фред сосредоточился на четвертом. В голубом прямоугольнике что-то бесконечно мелькало. Ко всем четырем телевизорам были подсоединены видеомагнитофоны. Наконец четвертый экран ожил. Фред, Эмсли и Брунинг уставились на известную каждому американцу гигантскую башню – памятник Джорджу Вашингтону, внутри которого находился музей. Было что-то странное в этом неозвученном изображении. Несколько случайных туристов вышли из музея. За ними наблюдал одинокий служащий.

Брунинг занялся сложной радиоаппаратурой, установленной прямо на полу. Чтобы включить ее, ему пришлось присесть на корточки. Микрофон с длинным шнуром он установил на столе перед Фредом. Эмсли вопросительно посмотрел на Фреда.

– Теперь ждать, – сказал Фред. – Пять минут назад он выехал из мотеля.

До рождества оставалось несколько дней. Приближение праздника ощущалось даже в официальном Вашингтоне. Из магазинов люди выходили с красиво перевязанными коробками и свертками, город приобрел праздничный вид, телепередачи стали заметно веселее, и служба опросов общественного мнения сообщала, что количество времени, проводимого вашингтонцами у телевизоров, увеличилось. Погода подкрепляла надежду на приятные праздники. Невысокое зимнее солнце исправно несло вахту над Вашингтоном, гарантируя, что никаких осадков не ожидается.

В политической жизни наступил определенный вакуум. Люди ничего не хотели знать о проблемах, которые подстерегали их в будущем году; хотя бы несколько дней без забот и тревог...

Первая информация поступила в 9.20. Прежде чем выслушать доклад своего агента, Фред велел Брунингу включить магнитофон. Катушкам с магнитной лентой предстояло крутиться до самого вечера. События этого дня уместятся на не видимой человеческому глазу дорожке магнитной записи. Это совершенно безопасно: магнитофонные и видеокассеты, которые будут записаны сегодня, никогда не попадут в чужие руки. Закон о рассекречивании документов по истечении срока давности на них тоже не распространяется.

Эмсли тронул Фреда за плечо:

– Смотрите, шеф.

На экране четвертого телевизора, на котором застыло изображение памятника Джорджу Вашингтону, вдруг что-то изменилось.

– Началось! – не выдержал Брунинг.

Фред посмотрел на часы: ровно половина десятого утра.

Белый микроавтобус «форд» 1979 года выпуска с номерным знаком штата Флорида проехал мимо поста парковой полиции и остановился возле главного входа в мемориал Вашингтона. На кузове большими буквами было написано: «Задача № 1: запретить ядерное оружие». Из кабины вылез человек в темно-голубом спортивном костюме и черном мотоциклетном шлеме. Шлем, полностью закрывавший лицо, делал его похожим на марсианина. В руке он держал черную сумку, из которой торчала антенна. Стоявший поодаль служитель парка, заинтересовавшийся странным человеком, подошел поближе. Через несколько секунд с выпученными от страха глазами он помчался прочь. Несомненно, он бежал к находящемуся неподалеку посту парковой полиции.

Фред не видел лиц полицейских, к которым бросился служитель, но мог себе представить, что в эту минуту испытывают блюстители порядка, чья задача отгонять пьяниц и позировать перед фотоаппаратами туристов. На экране что-то замелькало, потом все очистилось. Не было видно ни одного человека, кроме водителя микроавтобуса.

Фред явно недооценил начальника поста парковой полиции, дежурившего в тот день. Он велел увести подальше совершенно обезумевшего служителя, который заикался и дрожал мелкой дрожью, и поспешил к телефону, чтобы доложить начальству: у подножия мемориала стоит микроавтобус, начиненный тысячью фунтов тринитротолуола, и некий Филип Никольс угрожает разнести памятник вдребезги, если не будут приняты его требования. В настоящее время, добавил полицейский, в музее осталось восемь человек: шесть туристов и двое служащих.

Охрану всех американских парков несет специальное подразделение полиции, подведомственное министерству внутренних дел. Через несколько минут капитан Пэйп из парковой полиции был на месте. Ему передали конверт, в котором был один листок бумаги, исписанный от руки. Филип Никольс изъявлял желание вести переговоры только с представителем прессы. Короткая приписка гласила: «Или вы в качестве акта благоразумия запретите ядерное оружие, или получайте хорошенькое светопреставление». Капитан Пэйп выругался. Один из полицейских обратился к нему:

– Капитан, я все время держу его на прицеле. Один выстрел и...

– Заткнитесь! – завопил Пэйп.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.