— Принципиальничает.

— Прекратите резонерствовать.

Подозреваю, что я оборвал Барженкова не за его постыдную повадку в лифте: не мщу и тогда, когда необходимо мстить; вполне возможно, что израсходовал чувство мести во время Отечественной войны, — и не за то, что он выступал в роли умничающего резонера в момент, тревожный для Ларисы Федоровны. Неловко это, хотя могу и ошибаться относительно себя, но я сорвался на невежливый окрик: «Прекратите резонерствовать!» — из-за места, на котором оказался. Сколько же раз я был горестным свидетелем человеческих превращений, обусловленных повышением! А я чем лучше тех, в ком повышение оборачивалось падением?

Извиняться перед ним я не стал, зато Ларисе Федоровне упростил задачу, выразив желание сделать все, что от меня зависит, для облегчения Ваперкиной участи.

— Виктор Константинович, наш сын-паршивец.

— Вне обсуждения.

Ни она, ни я не отозвались на его реплику. Мало ли событий происходит сейчас на земле, но мы не обращаем на них внимания. Пусть почувствует себя, как в глубине пещеры без связи с внешним миром.

— Наш сын-паршивец. Чего заслуживает, такой должна быть кара. Правда, степень вины не определить без свидетелей с его стороны. Вы единственный свидетель. К сожалению.

Лариса Федоровна испугалась его опрометчивости, бросилась оправдываться, но я успокоил ее вопросом о том, что должен сделать. Надо было идти в милицию. Я обещал отправиться туда в два часа, когда в школу придет завуч старших классов Вия Адамовна Раузер.

Барженков, на редкость ладный в костюме цвета хаки полувоенного покроя, кивнул и удалился. Неприязнь к нему, боюсь, отклоняла меня от справедливости, потому что я подумал: «Отделался».

Лариса Федоровна разочарованно вышла из кабинета. Я не судил ее. И я, случись так с моим сыном, ждал бы помощи без промедления.

И все-таки было кстати, что я обязан дождаться Вию Адамовну. Как завуч, она соотносилась сейчас с милицией по делам старшеклассников, обокравших лингафонный кабинет соседней школы, да и по другим прискорбным делам.

5

Близкие иногда знают о нас то, чего мы и не подозревали за собой. Моя жена знает, что я оцениваю человека по сложению, а потом уж по всему остальному, включая нравственные качества. У Валентины Васильевны есть причина думать подобным образом: если бы исчезла из Лувра Ника Самофракийская, и нашелся бы великий скульптор, то можно было бы одеть ее в платье легкого шелка, привезти к морю, откуда наносит штормовым ветром, и начать рубить мрамор. Но почему-то она, синеглазая, светлотелая, уверена, что мне нравятся кареглазые, черноволосые, смуглые? Все я ума не мог приложить, почему, и, только приложил, в кабинете возникла Вия Адамовна. Способность росомахи двигаться неслышно была ей свойственна. От удивления, быть может, я и воспринимал ее картинней, чем большинство учительниц, обычно предварявших свое явление грациозным постуком каблуков. Вия Адамовна, носила обувь на низком каблуке, но не в этом загадка: в пуховой поступи ее ног.

Что я знал о себе, несмотря на бессомненность знаний обо мне самых близких людей? Я оцениваю человека, прежде всего по судьбе и душе. Валентина Васильевна говорит, что у Вии Адамовны судьба без судьбы, имея в виду ее женскую недолю. Я думаю, что ее судьба — школа, душа — озабоченность учениками. Идеальный комплект счастья: муж, дети, работа по призванию — не для всех обязателен, хотя и желателен. Мы жалеем Вию Адамовну, однако странно наше сострадание. Она утверждает, что не нуждается в нашем комплекте счастья.

В других учительницах картинность от их женского существа. В ней, бесшумно возникшей на пороге кабинета, она, пожалуй, от чувства школы. И если с плюшевой ласковостью она смотрит на меня, то потому, что я тоже учительствую, да еще и обретаюсь в священных пределах школы в то время, когда многие наши товарищи предаются отдыху и беззаботности.

Я рассказал ей о ночном происшествии, о супругах Барженковых. Куда девался веселый задор, сопровождавший возникновение Вии Адамовны? Она задумалась. Померкла лучистость бурых глаз.

Я обнадежился. Потеснив меня, она бросится на выручку Барженкова. Что же касается советов о помощи кому-либо, обычно ее не интересовало, виноват ли тот человек, — для нее неотложно было отыскать ход для спасения.

И я недалеко ушел от моей супруги Валентины Васильевны, запрограммировав неизменность Вии Адамовны. Я не знал в ней и даже не предполагал разочарования. Она заговорила о том, что устала выручать, из-за неблагодарности устала. В расчете на благодарность есть нечто от жажды потребления, хотя бы в эмоциональной области. Ты потребляешь мою помощь, иногда равную спасению от гибели, я потребляю славу, вызванную твоей и твоих родных и друзей благодарностью, подпитанную еще и собственной кичливостью. Она прошла через такие себялюбивые вещи, как и через стихийную жалость ко всяким мальчишкам и девчонкам, очутившимся в грозном цейтноте. Истинную оценку заступничеству дает время. Пока лишь отдельные из учеников оправдали ее сострадание и надежды. Спасать надо тех, в чью будущность веришь.

Вия Адамовна, созданная моим представлением, как облако, гонимое ветрами, меняла очертания и теряла поверхностную голубизну из-за накоплений внутреннего электричества.

Раздумье о ней, неожиданной, она восприняла как растерянность, вызванную моим пересмотром отношения к Валерке. Чтобы закрепить пересмотр, она повторила свой жесткий вывод:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.