Крик о помощи

День к вечеру совсем остервенел от жары. В пиджаке я за минуты взопрел и вернул пиджак шкафу. Главной причиной, сознаюсь, было не то, что взмок, а то, что ущемил свое достоинство перед воображенным следователем, клюющим на пункты анкеты. Чтобы все состоялось по справедливости, я вознамерился задеть честь следователя: вы, дескать, не человеку верите, а его на сегодня, быть может, уже недействительным достоинствам, — но пешей дорогой я успел сообразить, что ненароком позволил разыграться тщеславию; я-то считал себя человеком без высокомерия, на деле, в катакомбах своей души, — самолюбец.

Следователь с фамилией Лобарев был хмур. При моем появлении он и вовсе помрачнел. Чтение анкеты не разогнало мрака на его крупном лице, рельефном за счет сильно развитых мышц. Весьма редки рельефные лица среди людей кабинетного труда. Худоба, обтекаемость, одутловатость характерны для их внешности, тут — прямо горный массив вулканического происхождения. После я узнал, что Лобарев родом из Хакасии, сын табунщика, помогал отцу до армии. Отслужив, завербовался на угольную шахту донецкого местечка Димитрово. Завалило. Спасли. Получил инвалидность. Захаживал в штаб народной дружины. Пошел работать в милицию, учился в академии Министерства внутренних дел, оставили в столице.

Мое свидетельское показание убрало дельтовидное вздутие над переносицей Лобарева, длинные складки на челе типа гладких предгорий, холмистые дуги на спусках щек к углам крупногубого рта.

— Вострый паренек подследственный Барженков, — сказал он, пытаясь скрыть повеселение. — Не давал показаний, покуда не свозил его к судмедэксперту.

— Что-нибудь невыразительное?

— Напротив. Почек не отбили, ребра целы, одначе они порядком его устирали. Черный синяк над областью сердца. При всем притом у него, простите за жаргон, была полная безнадёга. Ваше свидетельство не расходится с показаниями Барженкова. Я не любитель толочь воду в ступе, тем не менее, спрошу: давно в одном подъезде живете?

— С заселения.

— Общаетесь с Барженковыми?

— Дружат наши сыновья.

— Похвально.

— Ничего похвального нет. Рядовая дружба, по совести — так, худосочная. Сойдутся. Магнитофон. Выпивка с плоскими девочками в джинсах. Короче, потребиловка.

— Похвально, что не открещиваетесь от дружбы вашего сына с Барженковым. Частенько от тех, кто к нам попал, знакомые отлетают, как грязь от покрышек. Страх развит в людях. История у них получилась шибко опасная. Но я не уверен, что до такой степени раньше развита была перестраховка.

— В работе много перенапряжений. Дома хотя бы было спокойствие.

— Какая семья у Барженковых?

— Загадка.

— Определенней?

— Подъезд семей-загадок. Все ведь живут наособицу.

— Попробуете охарактеризовать Валерия?

— Не попробую.

Лобаревские глаза рассиялись. Я не видел повода для рассиятельности. И переход от мрака чуть ли не к состоянию счастья мне решительно не понравился в следователе. Про себя зову я людей, настроения которых меняются от севера к югу, от восхода к западу, полярниками. Полярник в Лобареве возмутил меня, и я, сам того не желая, чтобы подсадить его за легкодушие, заявил, что не одобряю использование анкеты в следственном деле.