Впору было подумать, что под прозрачной крышкой ящичка, который на моих глазах бережно извлекли из сейфа, хранилась коллекция бабочек. Желтоватые чешуйки на дне напоминали лепестки крылышек с едва различимым рисунком. Но эти непривычные для глаза значки оставила рука человека, и для специалистов они драгоценней редкостного собрания изящных насекомых.

Стеклянная пластинка хранила от случайных прикосновений загадки древней Бактрии, государства, некогда существовавшего на территории Средней Азии. О жизни и культуре бактрийцев мы знаем крайне мало. Редкие образцы письменности уцелели в основном на монетах и осколках керамики. Фрагменты бактрийских рукописей, известные ученым до этой сенсационной находки, перечислить проще, чем земные материки, — всего два-три музея мира упоминают их в каталогах. Расшифровка содержания уникальных находок экспедиции Ташкентского института искусствознания имени Хамзы может стать одним из крупнейших событий в археологии двадцатого века. Но пока удалось прочесть одно-единственное слово, вечно значимое для обитателей жарких краев, слово «вода». Рукописи бактрийцев все еще молчат, потому что нет возможности даже разложить эти «лепестки» на столе исследователя.

Время спаяло обрывки в неразделимые комочки, состоящие, по меньшей мере, из десяти слоев. Они могут и должны стать ценнейшими историческими документами, но сделать их доступными для прочтения еще предстоит. Поэтому редчайшие находки и прибыли из Ташкента в Москву, во Всесоюзный научно-исследовательский институт реставрации.

Неведомо содержание рукописей, неизвестен и материал, на котором выводили знаки своей письменности древние бактрийцы. Ясно лишь, что это не бумага и не пергамент. Скорее всего бактрийские писцы пользовались материалами растительного происхождения, вероятно, берестой или пальмовыми листьями.

Начальник отдела прикладного искусства, доктор исторических наук Олег Владимирович Обельченко пояснил, что берестой, использовавшейся для письма новгородцами, отнюдь не пренебрегали и на Востоке.

— Знаете, — сказал он, — берёсте человеческая цивилизация обязана не меньше, чем папирусу. Сохранились даже древнеиндийские миниатюры, выполненные на корегималайской березы. Наши исследователи сейчас и работают над опознанием материала рукописей...

Термин из следственной практики не показался мне чужеродным в лабораториях реставраторов. Рассказ заведующей сектором волокнистых материалов Нелли Викторовны Переудиной и ведущего специалиста по консервации дерева Галины Ивановны Рымарь о предварительном изучении бактрийских письмен выглядел занимательней иного детектива.

Чтобы прочесть рукописи, пластинки неизвестного пока материала необходимо разделить и законсервировать. Однако даже при легчайшем прикосновении иглой или кистью, найденное при раскопках вблизи узбекского города Термеза может превратиться в пыль. А разработать методику консервации невозможно, не установив, на чем писали бактрийцы.

Прежде всего исследователи обратились на биологический факультет МГУ, надеясь отыскать сходные образцы в каталогах растений. Увы, в коллекциях ботаников ничего подобного не оказалось. На первый взгляд легче всего найти ответ с помощью химических анализов, ведь известно, что за годы и века, пока береста находится в земле, в ней накапливаются определенные вещества. Но для точного анализа пришлось бы пожертвовать несколькими граммами находок, а для историков важна каждая частичка рукописи. Ценность письмен из окрестностей Термеза невозможно преувеличить. Они предварительно датируются I — II веками новой эры и на несколько столетий древнее, чем уже известные науке...

Круг интересов ВНИИ реставрации трудно обозреть за одно посещение его лабораторий. Здесь возрождают древнерусскую живопись и старинные знамена из музея в Сухуми. В перечне работ реставраторов реликвия никарагуанской революции — знамя с подписью «генерала простых людей» Аугусто Сандино и яхта «Гранма», с которой высаживался на Кубу первый десант революционеров, возглавляемый Фиделем Кастро, пушки с пакетботов Беринга, найденные на Командорских островах, и «Изборник Святослова» — знаменитый древнерусский манускрипт одиннадцатого столетия, персидские ковры из Бахчисарая и панно Бетховенского зала Большого театра, иконы кремлевских соборов и росписи самаркандского мавзолея Гур-Эмир, буддийские скульптуры из Государственного музея искусств народов Востока и египетские маски из литовского музея. Многие из этих памятников невозможно доставить в лаборатории, поэтому сотрудники института постоянно в разъездах, постоянно в экспедициях.

Без преувеличения можно сказать, что большинство объектов реставрации, привлекшие внимание ученых, не просто редки, но уникальны. Для изучения их разрабатываются все новые, и новые методики, и закономерно, что в штате сотрудников института не только художники, искусствоведы, историки, но и физики, химики, рентгенологи, специалисты по технологии разнообразных материалов, от тканей до металла.

Необходимость их работ становится понятна, стоит только вдуматься в смысл слов «научная реставрация».

Во время оно мастер, приглашенный вернуть старинной картине первоначальный облик, не слишком утруждал себя раздумьями. Чаще всего он просто брался за кисть и, более или менее придерживаясь авторского замысла, накладывал поверх старой живописи свои мазки. Не случайно многие древнерусские иконы с течением столетий стали напоминать

шкатулки с потайным дном, а порой и не одним. Бывает, что поздние «записи» на иконах сами по себе представляют немалую художественную ценность. Поэтому во ВНИИРе и была, в частности, разработана методика сохранения и переноса на новую основу таких живописных слоев. На выставке «Реставрация музейных ценностей в СССР» многие посетители, буквально не веря глазам своим, разглядывали иконы, реставрированные Ольгой Лелековой. Рядом с живописью, освобожденной от поздних наслоений, экспонировались перенесенные на другие доски «записи», отмеченные несомненным талантом художнику. Но... мастер, действовавший подобным образом, в лучшем случае лишь сберегал оригинальную живопись для будущего. Специалисты же института считают истинной реставрацией восстановление первоначального авторского исполнения, причем при минимальном вмешательстве в подлинник.

Пожалуй, самый многоотраслевой отдел в институте — это отдел прикладного искусства. Казалось, что знойное солнце юга вновь коснулось моего лица, когда после бактрийских рукописей я увидел творения мастеров древней Парфии, обнаруженные в 1948 году близ Ашхабада.

Парфянское царство, образовавшееся после распада державы Александра Македонского, соперничало с Древним Римом. Немногочисленный, но воинственный народ, как писал о парфянах современный историк, громил даже легионы Красса.

Еще студентом Олег Владимирович Обельченко участвовал в раскопках, где археологи обнаружили разграбленную за много веков до их приезда сокровищницу парфянских царей. К счастью, охотников за сокровищами в старину манило прежде всего золото. Ритонами — ритуальными кубками из слоновой кости, которые подносили на придворных пирах парфянским богатырям, грабители пренебрегли либо просто не смогли их унести. Вроде бы этим античным «кубкам Большого орла» уже ничто не могло угрожать, но.. через тридцать пять лет после находки ритоны, упоминаемые ныне в любой монографии по истории искусств, вновь заставили тревожиться об их судьбе.

Слоновая кость способна храниться столетиями, но и сверхстойкие материалы имеют пределы выносливости. Вскоре после раскопок ритоны были бережно реставрированы, однако методика, доступная в пятидесятые годы, как теперь выяснилось, оказалась несовершенной. Фрагменты тончайшей резьбы, запечатлевшей сцены из античной мифологии, стали осыпаться. Узнав об этом, Обельченко вылетел в Ашхабад и по договоренности с музеем, где они хранились, привез в институт два кубка, чтобы возможно скорее разработать новую методику переконсервации, не дать памятникам погибнуть.

Получается, что в задачи института входит еще и поиск памятников, нуждающихся в срочной помощи. А чтобы уменьшить вероятность - вмешательства такой вот реставрационной неотложки, ВНИИР работает и над проблемой консервации памятников непосредственно в условиях экспедиций, стремясь максимально снизить вредное воздействие непривычной для находок окружающей среды.

...Увидев в просторном сводчатом зале фисгармонию, взял несколько аккордов. Тягучие, слегка напоминающие орган, но лишенные его мощи звуки гулко отдались под сводами. Непривычное для нашего электронного столетия звучание старого инструмента оказалось удивительно созвучным деревянным скульптурам таллинских алтарей, которым возвращали здесь первоначальный облик...

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.