– Все, что вам угодно.
– Вы арестованы, Рут Хинрих, – спокойно проговорил Фрайтаг.
В ответ она лишь пожала плечами и упрямо повторила:
– Роман невиновен. Он не убивал Гвидо Ахенваля. Он и не мог этого сделать.
– Почему же?
– Потому что он всю ночь был в своей комнате, наверху, в пансионе. Его комната – рядом с моей, и я слышала его.
Роман стоял, прислонившись к двери кухни, и смотрел в сторону Рут.
– Ты вовсе ничего не слышала, Рут. Ты приняла снотворное и сразу уснула… Даже не слышала, как я звонил Этте и просил ее уйти в отель.
– Конечно, я…
– Да что там, – сердито отмахнулся Роман. – Ты вообще проснулась только тогда, когда к нам потом поднялась Этта… Чего ты, собственно, добиваешься?
– Чего я хочу? – Рут сделала шаг в его направлении, глядя на него своими большими пылающими глазами. – Чтобы ты не рисковал из-за Этты головой. Ты – дурак… Роман глубоко задышал.
– Я бы хотел, чтобы ты поняла, куда тебя затянуло, Рут.
– Закончим дебаты, – прервал их Фрайтаг. – Я хочу услышать от вас, что было после звонка.
– После какого звонка?
– После того, как вы позвонили Этте Ахенваль и посоветовали ей уйти в отель. Что вы предприняли потом?
– Я пошел в свою комнату, встал у окна и начал ждать. Я хотел убедиться, что Этта последовала моему совету. Я очень беспокоился.
– Беспокоились, – деловито повторил Фрайтаг. – Почему? Вы знали о плане Ахенваля заказать убийство своей жены?
При этих словах Этта вздрогнула и почувствовала резкую боль в голове. Виктор успокаивающе положил руку на ее плечо.
– О плане я ничего не знал, – продолжал Роман. – Но что-то предчувствовал, подозревал… В тот вечер все сошлось.
– Что все?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ. Перевод с английского Марины Жалинской
За что миру стоит сказать «спасибо» русским
Эдуард Хиль был воплощением оптимизма на советской эстраде