Человек против абстракции

Вильям Бруй – один из самых известных русских художников-абстракционистов на Западе, уроженец Санкт-Петербурга. Он покинул Советский Союз в начале 70-х годов прошлого века. Спустя почти 40 лет – в этом июне – Бруй вернулся на Родину со своей персональной выставкой в Государственном Русском Музее. Другой питерский художник, никогда не покидавший свою Родину – Дмитрий Мишенин – сидя на скамейке в Парке Мраморного Дворца, побеседовал с Вильямом о судьбах абстрактного искусства, знаменитых соотечественниках за рубежом и значении тусовки в карьере поп-артиста.

– Мне дико повезло – в эмиграции я познакомился с людьми такого же класса мастерства, что и люди, с которыми был знаком, дружил и работал в Питере.

– С Бродским ты встречался там или еще когда был здесь?

– Еще здесь. Анна Андреевна (Ахматова – прим. авт.), войдя в свой юношеский возраст около 70 лет, опекала молоденьких мальчиков. Вокруг нее была целая тусовка. И Нейман, и Женя Рейн – мои кореши – и Бродский. Когда он увидел мою «Греческую Церковь», то немножко обалдел – я написал гравюру за несколько дней до сноса здания. А Бродский в это же время написал стихотворение. То есть, мы одновременно посвятили себя одному объекту. И он от этого словил кайф.

Бродскому нравились его вещи, которые и не были изданы потому, что были эскизами. Он хвастался ими по дороге в Комарово. Я там прожил целый год у Гарика Арбелина, Бродский – у Бергеля.

– Я не понимаю, как можно в гостях останавливаться на год.

– Люди потому и приглашали нас, знали: это – поэт, художник, писатель… Пруст тоже жил у людей, которые понимали: пригласив художника в свой дом пожить, они поставят себе памятник. Это и сейчас происходит – моя выставка в Санкт-Петербурге проходит только благодаря одному человеку. Ему не нужно видеть свое имя на обложке моих каталогов. Он – истинный меценат, из тех, которые становятся известными потом.

– Откуда, кстати, европейское имя у советского ребенка – Вильям?

– У питерского ребенка. Мама назвала Вильямом в честь Шекспира.

– С бакенбардами ты больше похож на Пушкина. А ты, как и я – в первую очередь считаешь себя питерцем, а потом уже иудеем? Космополитом? Советским? Французским?

– На первой же вечеринке с местной богемой я заявил, что я – из Санкт-Петербурга, что открыло мне если не все двери, то все сердца присутствующих там людей.

Санкт-Петербург для интеллектуалов и аристократов планеты остается Столицей половины Мира. Пока я покорял Другую половину мира, мои близкие обсуждали между собой – сдохнет там Бруй от голода или не сдохнет. Ан не сдох. Рисовал картины и тусовался.

– Денис Хоппер всегда появлялся в том месте, где надо, и с теми людьми, с кем надо. Он тусовался и с Роем Линкенштейном и с Энди Уорхолом...

– Я тоже все время так и жил и со всеми тусовался. Правда, Энди Уорхол меня….на дух не переносил!

– И я догадываюсь, почему. Вы деградировали по-разному.

– Знаешь, к чему это привело, дорогой?

– К всеобщей деградации музейного современного искусства.

– Деградация тут не при чем. В каждой деревне всегда был кто-то, кто отлично рисовал лебедей, играл на гармошке, сочинял частушки. На всю деревню из 20-30 домов обязательно были два-три человека, которые это делали гениально.

Уорхол, царствие ему небесное, – хороший парень, но он не то чтобы упростил искусство и опустил его… Нет – он захотел, чтобы ВСЕ были художниками. А это невозможно! Это утопия.

– Когда я приехал на Запад, на пике был минимал-арт. Вот эти мои черные картины – точно то, что делали в Нью-Йорке Ротко и другие постмодернисты. Между прочим, я еще в России двигался в этом направлении, сам того не зная.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.