Это была надежда.
...Она разрешила прийти к ней вечером!
Потом я танцевал с ней и провожал ее домой, потому что она выехала из общежития и устроилась жить на квартире. Однажды в парке мы остановились. Элла прислонилась к мокрому стволу липы. Было сыро, и я осмелился взять ее руки, чтобы погреть их. Наши лица сближались, у меня закружилась голова. Наши губы сошлись, и мы превратились в одно существо.
Через некоторое время удалось поселить Кирьяка в моей комнате. Наши койки стояли рядом. Иван лежал и курил.
– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил
я. – Уж очень у тебя сосредоточенное лицо.
Иван обрадовался:
– Сегодня опять с Вигелем спорил. Он эрудит, задавил меня.
– Опять о Маяковском?
– О нем.
Я вспыхнул:
– Маяковского не любят только мелкие человечки! Не любят и боятся. Боятся его беспощадности ко всяческой дряни...
– Во-во! – привстал Иван. – Я это самое хотел выразить, но не сумел.
– Эдик умеет мозги запудривать!
– Он мне такое наговорил, что я до сих пор не разберусь. Смысл такой, что Маяковского уважают люди с грубым вкусом, ни черта не понимающие в изящной литературе. Я добрую половину из его слов не понял. У него иностранных слов целая тачка.
– Человек работает со словарем. Ничего, Иван, ты скоро возьмешь свое.
Комната уснула, и мы перешли на шепот. Иван положил сигарету на тумбочку и вздохнул:
– Завидую тебе. Ты стихи пишешь.
– А кто на филфаке не грыз карандаш?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.