Если сравнить науку на Дальнем Востоке с материком, то материк этот геологически еще очень молод. Здесь почти на глазах возникают новые горы, и долины. Всю жизнь проработав «на краю света», я не перестаю открывать новое и интересное в местах, где прожил почти всю жизнь.

Когда я приехал сюда, Магадан был большим поселком, только-только получившим статус города. Но еще в ту пору, когда он был всего лишь перевалочной базой экспедиций, в нем жили в основном люди с образованием. Городу всегда везло на специалистов. И хоть злые языки порой говорят об исключительности условий – о северных коэффициентах и сохраняемых за Уральским хребтом квартирах, – главное достоинство здешних мест – в особом отношении людей к работе и друг к другу. В шестидесятом, когда я ушел из отраслевого НИИ и вместе с большой группой единомышленников создавал новый, уже академический институт, ко мне пришел белокурый крепыш, облазивший Чукотку вдоль и поперек. У него были любопытные мысли, и геолог Олег Куваев стал у нас старшим научным сотрудником. Позднее в автобиографии, начинавшей один из сборников повестей, он напишет: «Институт был хорошо организован и давал большой простор инициативе!»

Работал Куваев много, брался за самые сложные задания. Его забрасывали с приборами в самые немыслимые места, а потом снимали вертолетом. И писал он порой в геологической камералке, у костра. Многим читателям объяснил он, чем мы дышим, чем живем...

Говорят: «Человек своего времени», – но как его определить, «свое время»? Не прозевать бы.

Когда я прибыл в Магадан после Зашиты диплома, мне сразу дали отряд и отправили в экспедицию. В ту пору в Магадане очень многих брали начальниками партий прямо с вузовской скамьи. И по сей день в типовых договорах присутствует родившийся в тридцатые годы пункт: «Администрация может в дальнейшем использовать специалиста по своему усмотрению, на должности, не ниже указанной в договоре». Иного выхода часто не оставалось: специалисты нужны были позарез, и каждому требовалось брать на себя ответственность.

Не так давно случился у меня спор с молодым доктором наук, не пожелавшим «сгинуть в провинции». Я пробовал ему объяснить, что провинция – это не какое-то место, а скорее психологическое состояние, которое порой приходится преодолевать, а порой – не следует. Люди теперь быстрее меняются, каких-нибудь лет пять – и уже другой стиль отношений... Не меняется только одно – серьезное отношение к работе.

Во время командировок в город на Неве я люблю показывать Ленинград своим молодым коллегам. Моей душе всегда был близок строгий порядок его величественных зданий, колоннады храмов, почти античных, идеальная прямизна улетающих на Острова проспектов.

Здесь, в залах коллекций Всесоюзного геологического института, я, будучи студентом Ленинградского горного института, однажды так замучил сотрудницу института вопросами, что она в конце концов сказала:

– Хватит, дальше терзайте самого Билибина!..

– А разве он здесь? – изумился я. В моем представлении легендарный начальник колымских экспедиций должен не вылезать из тайги. А оказалось, он совсем рядом, в соседней комнате.

Маститый геолог очень доброжелательно принял студента, ответил на все вопросы, порасспрашивал о том, что я видел, чем интересуюсь. На прощание сказал: «По-моему, самое интересное сейчас – Северо-Восток... Биографию надо делать там!»

И я поехал.

На северо-востоке страны коренного ленинградца встретишь, может быть, даже чаще, чем на Невском проспекте. Потому что Магадан, Чукотка и Камчатка долгое время были традиционной «сферой влияния» Ленинграда. А московские институты и МГУ посылали своих выпускников и осуществляли научное шефство в Приморье и на Сахалине.

В результате сейчас можно говорить как о чем-то свершившемся – о научном освоении тихоокеанского побережья страны. Еще ждет своего решения масса проблем, немало еще организационно-технических и психологических сложностей. Но есть уже на востоке страны научные школы, есть традиции, значит, мы можем расти дальше.

Любой научный центр должен делом доказывать свою полезность для края. Тогда будут и способные молодые сотрудники, и средства на оборудование, и взаимопонимание с окружающими.

Мой учитель Билибин, которому в двадцатые годы пришлось быть организатором и руководителем геолого-поисковых работ на Алдане и Колыме, писал в своих воспоминаниях: «Есть много геологов с чисто академическим уклоном, для которых геология – самоцель. Они всегда стремились придать геолого-поисковым работам чересчур академический уклон и тем создавали много предлогов для нападок наших противников: нам приходилось оправдываться в чужих грехах. Их приходилось ассимилировать, приводить в свою веру, а кто не ассимилировался, те уходили сами.

Мы всегда стремились чисто практические задачи поисков решать строго научными геологическими методами».

Перечитывая сейчас эти строки, я думаю о том, как здорово изменилось понятие «академизм». Ведь, работая в системе Академии наук СССР, сотрудники Северо-Восточного комплексного НИИ сохраняют верность принципам, которые сформулировал Билибин свыше сорока лет назад.

Мы вышли из Северо-Восточной геологической школы, едва ли не сильнейшей в стране. В тридцатых и сороковых годах мы делали науку, не задумываясь подчас над тем, что повседневная работа – создание новых приемов поиска, накопление наблюдений – и есть наука.

Нас интересовали загадки. И мы искали решения...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.