У нас по шесть семинаров в неделю. С ума можно сойти, так щедро награждают. Лежу. Растянул сухожилие. До свадьбы заживет. Не пугайтесь слова «свадьба». До этого еще не дошло.
Туфли еще с лоском, но...
Испортилось лицо. Был у врача. Нужно переливаться и мазями мазаться.
Был 8 редакции. Смотрю, дама улыбается. Ну, я с ходу: «Могу ли все-таки надеяться, что мои стихи напечатают?» Она улыбается: вроде бы да! Неужели такое случится? Аж голова идет кругом.
Вы пишете, чтобы я не задирался с Эдиком Вигелем, даже если он хамелеон. И что дружба нужна в жизни. Но у меня есть друзья! Один – это Иван Кирьяк. У него в деревне осталась матушка (так он называет свою маму). Она получает пенсию 22 рубля. Держит огородишко, кур. Иван очень стремится к знаниям.
Другой – это Тимофей Джурджу. Он способный, но не занимается. Мне еще нужно поставить его на ноги.
И еще есть...
Вы спрашиваете, почему я больше не передаю привет Лиле. Я ее не забыл. Не хочу писать неправду, будто все время думаю о ней. То было детство. И вообще я поглощен наукой. Сегодня предстоит страшный диктант. Если напишем, то будем официально гениями.
Мне очень и очень жаль, что убили рыжего. Как вы там без меня по хозяйству? Хорошо, что у нашей коровушки такие хозяева, как вы. Вы понимаете ее. Она такая же, как все мы, восприимчивая, нервная. Своенравная, конечно, но симпатичная.
Если будете что-нибудь присылать, то на сало не щедритесь, я его малость переел. Денег не присылайте».
Совершался огромнейший абсурд. Кирьяку угрожало лишение стипендии. Это почти единственная его опора. Крохами, чем могла, помогала матушка. Она радовалась, что ее сынок получает «стипенсию» и учится.
Дело, в сущности, глупое. Ивана хотели оставить без стипендии из-за физкультуры.
Он битый месяц устраивался на работу, чтобы укрепить свое экономическое положение. Работу ему дали: три ночи в неделю не спать – таскать ящики с мылом из подвалов на платформу и обратно. Иван затягивал потуже солдатский ремень, заворачивал в газету бутерброд и уходил с улыбкой:
– Ничего, взялся за гуж...
Он уставал от громадных ящиков. Трех часов утреннего сна ему не хватало, и он нередко пропускал часы физкультуры. Ему и хотелось бы побаловаться гимнастикой, но он уставал.
Если бы он умел подъехать к Ершовой...
Ему не стоило бы говорить ей, что стыдно-де заставлять человека кувыркаться и подпрыгивать, когда у него хребет трещит от ящиков с мылом, под которыми он гнется и шатается ночами. Ершова, пожилая дева, отрезала:
– Очковтирательством, товарищ Кирьяк, заниматься не буду.
Иван горячился:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.