Автобус пробился в село через заносы лишь к вечеру. Попутчики приглашали к себе на ночлег, но нам не хотелось задерживаться даже на несколько часов.
Дома бабушка зажгла керосиновую лампу (электричество в деревню тогда еще не провели), затопила печь. На многие версты вокруг была лишь темень зимней метельной ночи, но в нашей избе горел огонек, и к нам наконец-то пришло облегчение: мы дома.
«Но почему же потом, после армии, ты не приехал сюда?» — спросил я себя.
Мне вспомнилось, как в школе мы мечтали о чем-то ярком, необычном, захватывающем — таком, чего не было в размеренном, неторопливом течении деревенского бытия. Нам неведомо было то, что открылось с годами: глубина и насыщенность жизни определяются не пропиской, а состоянием души. К тому же, уехав в другие края, вовсе не избавляешься от всех проблем. Чаще наоборот — приобретаешь их куда больше.
«Ты все понимаешь, но почему же тогда не вернулся?» — повторил я вопрос.
Не вернулся. В компании армейских друзей я оказался в южном городе, на металлургическом комбинате.
Правда, не только верность воинскому братству и тяга к новым впечатлениям привели меня туда: телеграмма с вызовом на похороны бабушки пришла мне еще на первом году службы. Дома ждать меня было некому.
К удивлению друзей, из первого отпуска я вернулся студентом-заочником лесотехнического института.
«Зачем сталевару факультет лесного хозяйства?!» — изумлялись они.
Что я мог ответить им и себе? Какими словами можно было рассказать о лесах моей родины? Северную природу считают скуповатой — и несправедливо: богаче подарка, чем наши леса, трудно желать человеку. Только когда-то и он должен сделать ответный дар...
За три года я привык к хорошему, хотя и нелегкому заработку, к модной одежде, посмотрел другие большие города, побывал за границей.
А здесь, у этого ручья, прелести нездешних мест не имели ровным счетом никакой ценности. Невероятным, смешным, нелепым казалось даже предположение о том, будто может быть что-то более дорогое, чем простая возможность вдыхать этот воздух, ходить под этим небом, работать на этой земле — небогатой, незаласканной, но неповторимо своей.
В селе на школьном стадионе гоняли мяч мальчишки. Футбольное поле было засеяно ровной зеленой травой, рядом с ним появились новые площадки, которых не было раньше.
На каждом шагу я видел приметы обновления: свежему взгляду они особенно заметны. Не так уж много лет я не был здесь, а село разрослось, помолодело, повеселело.
За одну из команд играл пожилой шофер Николай Бубенцов — самый авторитетный в селе специалист футбола. В его памяти хранились сведения не только о футбольных «звездах», но даже о самом неудачливом игроке самой безвестной команды. Словом, Бубенцов знал о футболе все, сам же играть не умел совершенно. Его порыжевший, промасленный кирзовый сапог редко попадал по мячу.
— Бей! — кричали Бубенцову футболисты. — Головой! В падении! Э-эх!
— Дак я разве виноват, — оправдывался Николай. — Легко ли эдак попасть? Ну-ко, сам попробуй!
Через полчаса футбольный теоретик упал на скамейку рядом со мной.
— Василий! — воскликнул он. — Здорово! Приехал, значит? Тянет все-таки на родину? Ты в футбол-то теперь играешь, нет?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Спортивный автограф
Продолжаем читательскую дискуссию «Устарела ли верность?»
О письмах Юрия Казакова