Реквием по линкору

Адмирала Пархоменко всю жизнь учили воевать, корабли в бой водить, а вот как их спасать да на плаву удерживать — это наше инженерное дело. Он же этого понять не захотел: гордыня адмиральская заела.

Мы высадили аварийную группу вместе с мотопомпой производительностью 100 тонн в час. Но корабль тонул. Тонул все время, ни на минуту не замедляясь! Мостик «Карабаха» был вровень с верхней палубой линкора, и я хорошо видел все, что на ней происходило. Трос с якорной бочки крепился на баке линкора за глаголь-гак. У глаголь-гака стоял главстаршина с молотком, чтобы сбить по команде стопорное кольцо, отдать трос и освободить нос для маневра. Он так и не дождался команды, отступил, уходя от заливавшей бак воды.

Потом прибежал ко мне старпом Хуршудов, остававшийся на линкоре за командира, уехавшего в отпуск. Передал приказание Пархоменко:

— Надо завести буксир и подготовиться к буксировке. Подойдет заводской катер с резчиком и обрежет носовой трос.

Боже ж ты мой, я-то знаю, что такое заводской катер, команда на нем вольнонаемная, попробуй собрать ее ночью по всему городу, когда ни у кого из тех работяг телефонов и в помине не было.

— Доложите командующему, — прошу я Хуршудова, — что мой водолаз сварочным агрегатом сам все сделает.

Старпом побежал на ют с мегафоном в руке. Подумайте только, ему, фактически командиру корабля, Пархоменко препоручил роль связного! А потом же на него, Хуршудова, возвели ответственность за гибель линкора!

Жду я, жду, на мое предложение ни ответа ни привета. Заводской же катер, как я и предполагал, подошел с чудовищным опозданием — к 4 часам утра, то есть за пятнадцать минут до опрокидывания.

Спрашиваю своего начальника, капитана 1-го ранга Кулагина:

— Что делать будем? Корабль-то тонет.

— А что я могу тут делать?

— Вы знаете, что дальше будет?

— Опрокинется.

Еще раз прибежал Хуршудов.

— Заводите буксир, будем тащить к стенке госпиталя!

К корме «Новороссийска» подошел буксир, помог отдать кормовой трос и стал разворачивать линкор к берегу. Я прекрасно понимал, что, заведи мы буксир и потяни за него к берегу, как линкор, и без того накрененный на левый борт, тут же свалится и опрокинется. Этого делать нельзя было ни в коем случае! И я на свой страх и риск переиграл инженерно безграмотный приказ по-своему. Ошвартовался к линкору лагом, то есть борт к борту, и стал работать винтами, толкая корабль к стенке и в то же время отжимая крен вправо. Но «Новороссийск» держал невыбранный якорь, и, конечно же, «Карабаху» не под силу было не только сдвинуть линкор к берегу, но и предотвратить крен. «Новороссийск» медленно, но верно валился на левый борт, при этом накренял и нас к себе. Если бы его громада подмяла нас, то «Карабах» и по сию пору лежал бы впрессованным в грунт...

Надо было готовиться к неизбежному. Я приказал заменить стальные тросы на пеньковые, поставил в корме матроса с топором, а себе велел принести с камбуза большой разделочный нож и держал его наготове. Когда крен «Новороссийска» стал явно угрожающим и наша мотопомпа поехала по его палубе, я крикнул по громкой трансляции: «Аварийной партии АСС — на «Карабах»! Повторил несколько раз. Увы, успели не все. Линкор переворачивался, трап, перекинутый на его палубу, съехал и упал в воду. Я закричал: «Руби кормовой!»

А носовой швартов перерубил ножом сам. И вовремя. «Новороссийск» всей своей многотонной броневой массой валился на нас. Верхушка стальной фок-мачты чиркнула «Карабах» по кормовому привальному брусу. Кусок отлетел, но судно уже было вне опасной зоны.

Я даже не успел обрадоваться собственному спасению. Вид перевернутого днища, сотен людей, копошившихся в воде при свете прожекторов, огромные винты линкора, беспомощно блестевшие в лучах, — все это было ужасно, сердце кровью обливалось.

Я велел спустить все наши шлюпки, мы вывесили за борт штормтрапы и всевозможные концы. Работать машинами я не мог, чтобы не покалечить плавающих людей... «Карабах» принимал спасенных, число их росло — десять, двадцать пять, сорок, сто... Среди подобранных оказался и главстаршина, которому Пархоменко вручил свою шинель, а сам прыгнул в воду. Главстаршина сказал: «А зачем она мне?» И бросил.