Вечером 29 октября «Карабах» стоял у Телефонной стенки, принимал воду, а я отправился домой, сюда вот, на Керченскую. Ночью прибегает мой мичман и кричит, задыхаясь:

— Взорвался!.. — И за сердце рукой хватается.

— Кто взорвался?

— «Новороссийск»!

Оделся я в минуту, а тут Кулагин, начальник аварийно-спасательной службы, на «виллисе» подкатывает, и мы прямо на Телефонку. «Карабах» стоял в повышенной готовности, снялись и подошли к линкору.

Мы встали под левой скулой у пробоины. Командую:

— Водолаза в воду!

Пошел водолаз. Дали ему свет.

— Дошел?

— Дошел.

Я взял микрофон.

— Что ты, Вася, видишь?

— Товарищ командир, пробоина!

— Какая?

— Если без мачт и без труб, то «Карабах» наш войдет.

— Куда загнуты края?

— Вовнутрь.

Доложил об этом Кулагину, тот — командующему флотом вице-адмиралу Пархоменко. Пархоменко стоял на юте, хотя его место было, как требует того Корабельный устав и здравый смысл, на ГКП¹. Ведь именно туда стекаются все телефонные доклады и именно оттуда опять же по телефону и трансляции отдаются все приказы.

Почему Пархоменко выбрал ют, могу объяснить себе только тем, что с юта до трапа, ведущего на адмиральский катер, рукой подать, да и вообще к берегу поближе. Иначе зачем надо было держать связь с ПЭЖем² через посыльных.

Ведь это ж все-таки линкор: сто метров — туда, сто — обратно, да сколько трапов вверх-вниз. А ведь каждая минута на вес золота. А тут еще начальники прибывают всех мастей и рангов — начальник топливного отдела, начальник минно-торпедного управления, несть им числа, и каждый под козырек, каждый с докладом, ну, прямо светский прием, черт бы их всех побрал! Одного майора-хозяйственника, который прибыл на линкор миски-ложки пересчитывать, правда, турнули. Ну, а в целом-то?! Вы меня можете попрекнуть: все мы задним умом сильны. Но мы же спасатели, профессионалы, прекрасно знаем, что и как нужно делать.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.