Лабиринт — это не авторская находка, подчеркивающая какую-то фатальную запутанность, а официальное название художественной выставки. В залах Московского Дворца молодежи были собраны произведения трех десятков формальных и неформальных групп и союзов. Спектр их направлений и интересов необычайно, непривычно широк — от суперавангарда до идейного реализма.

Да, было иное время. Выставки авангардистов устраивались разве что на Малой Грузинской. О них говорили с придыханием, как о некоем запретно-сладком плоде. Действовало все: таинственная сеть подвалов вместо стандартных интерьеров, странная музыка, откровенная самореклама творцов нового искусства и их дерзкие манифесты; мимоходом оброненные фразы, разогревающие интерес: «этой работой интересовались лондонские аукционеры», «его картины на корню закупили японцы»... А публика? Знатоки, непризнанные гении, любители, просто ажиотажные дамы, которым все равно — диспут о буддизме, театр мод, собачьи бега или живопись. Лишь бы сверхново, труднодоступно, а потому престижно.

Но вот свежие ветры прошлись по малогрузинским подвалам, выдули, взвинтили картины. Приземлились они не в глухих аллеях Измайлова, а в роскошном молодежном дворце.

Золушка искусства нынче правит там бал, и каждый может проверить, волшебные на ней туфли или нет. Покров тайны упал, иди и смотри.

И народ идет. В первом срезе впечатлений: пестрота, разнообразие, броскость на грани крикливости. Спрашиваю у двух симпатичных девчушек:

— Ну как, понравилось? Почти в один голос:

— Отличная выставка, просто отличная!

— А конкретно, что больше запало в душу? Что запомнилось?

Переглядываются, пожимают плечами.

— Мы в этом не разбираемся. Мы так...

— Ну, хоть одно-два имени, — пробую настаивать я, — название картины или группы, направления?

В разговор вступают два парня и мужчина лет тридцати пяти. Названы С. Присекин, И. Новоженов, С. Поляков, А. Сундуков, еще несколько фамилий. Все близки к вековым реалистическим и сюрреалистическим традициям, тоже уходящим корнями в толщу столетий — к Брейгелю, Мужицкому и Босху. Так, так — это правое крыло представленного здесь. В центре внимания молодых реалистов — человек и его место в жизни, в истории, в мире вообще. Например, Сундуков изобразил удручающе однообразные, безликие ряды голосующих на собрании. Работа живо напоминает о явлении, которое еще совсем недавно было в «зоне молчания». Поляков, напротив, увлечен далеким прошлым страны, былинными ее, воспетыми народом героями. Тихой вечерней грустью веет от картины О. Штыхно «Звонарь». Куда позовет колокол: на вече или на бунт, на пожар или на войну?..

Люди останавливаются перед «капитальным» триптихом «Царство Павла Первого». Работа А. Воронкова привлекает свежим взглядом на личность и дела одиозного правителя. Выполнена она в духе добротного реализма, как и пейзаж «Старая Калуга», будящий воспоминания о романтических поисках юного Федора Васильева.

Но большинство участников выставки видит мир и человека в нем по-другому. Объединение «Спектр» провозглашает «творческий поиск без ограничений и программных клише» и, стало быть, заранее согласно с любыми взглядами и художественными устремлениями. «Чем больше глаз смотрит на мир, тем больше мы знаем о нем». Что ж, верно. Но уж слишком общо. Всеядно. Художники объединения дерзают, пытаются объять необъятное: «тайны рождения и гибели миров, тайны борьбы огня и льда, тайны гармонии».

А вот у «Арбатра» (лидер — С. Арто) кредо по звучанию научное — акцептуальный стробизм. Суть его в том, что «образ существует между двумя изображениями, он то появляется, то исчезает, и его изображение неустойчиво и трудноуловимо, как момент истины».

По возрасту и образованию состав участников выставки в ее духе. Есть тридцатилетние, есть и постарше. Много молодых и совсем юных. Учащиеся, архитекторы, профессиональные художники-оформители, выпускники университета, питомцы плехановского института. Немало членов Союза художников. «Товарищество», созданное совсем недавно и руководимое Еленой Луниной, объединило живописцев «одного галстука» — выпускников института имени Сурикова. Ленинградцы делегировали на выставку группу «Новая волна». Короче, все флаги.

Однако залы-отсеки Дворца молодежи манят, обещают смену ощущений и новые встречи. Неназойливо звучит музыка. Узнаю знаменитую «Сороковую» Моцарта. Дальнейшее заслоняется разнообразием красок и манер, вживленных в зальцы, коленчатые переходы и тупики лабиринта. Там — «имманентный авангард», здесь — просто «клуб авангардистов». Группы «Конец века», «№ 1», «Двери», «Без четвертого»... Перечислять все нет смысла, надо вникать в главное. Бросается в глаза манифест объединения «Спонтан». Пункты его категоричны, лапидарны, рассчитаны на оглушение необычностью: «вчера — переработанное сырье», «любовь возможна только в данное мгновение».

А вот художники группы «Двери» ставят своей задачей выразить удивление и восхищение «метафизической красотой природы, созданной богом». Своими маяками считают очень разных, во многом даже чуждых друг другу Кандинского, Малевича, Древина, Филонова и Шагала.

Но все это декларации, идеалы и идолы. Что имеем практически, так сказать, на выходе? Э. Шерман и Е. Дыбский представили работы без названий — просто «Картина № 2» или «Однообразный сюжет № 19». Краски переливаются, контрастируют, дополняют друг друга. Чувствуется понимание цвета, видна культура наложения красочного слоя. Предмета изображения нет, это абстрактные цветовые гаммы, сочные и декоративные у одного художника и напряженно-глухие у другого. Но их работы выглядят классическими по сравнению с однотонно выкрашенными щитами клуба авангардистов. На щитах строчки выпуклых заклепок, как на старых пивных котлах. Этим будто бы открывается эра изоискусства для незрячих? Наверное...

Рядом — «Паркет СА» С. Мироненко. Штук тысяча стандартных паркетин, красных и черных. На каждой буквы СА. Паркет из солдатских погон? Уж что хотел выразить автор — любовь к армии или неприязнь к ней, — зритель решает сам. И он волен что угодно думать о стенде (картиной это не назовешь) с повязкой дружинника, сиденьем унитаза, окурками, костяшкой домино, какими-то лекарствами и другой бытовой мелочью. Яснее замысел создателя металло-текстильной композиции, стоящей напротив. В основе это обмотанное вервием колесо. Сбоку привязан обшарпанный фибровый чемоданишко. Венчает сооружение ржавый велосипедный багажник и раскрытый зонт. С. Воронков назвал свое детище «Русские идут». Помилуйте, за что же так? Ну, есть у русского человека неприглядные черты; есть они и у представителей других наций. Но критические стрелы автор должен метать силой таланта, вложенного в само произведение, а навешивать ярлыки проще всего. Увы, некоторые молодые художники не чувствуют грани между искусством и тривиальной издевкой. Вариации этой мысли о такте и чувстве меры я обнаружил потом в книге отзывов. Вот один из них:

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.