И Лыжин стоял перед сеткой и ждал. Ему было жутко и страшно и в то же время захотелось, что-бы это страшное сейчас же сбылось.

С замиравшим сердцем он чиркал спичку и подносил ее слабый огонь к проволоке и заглядывал с трепетным ожиданием внутрь, где видел пустой стул, пачки листков на стальных дугах, видел пустую комнату. А когда гасла спичка, ему опять казалось, что кто-то сидит за сеткой и разбирает листки, точно сортирует по спискам людей и откладывает: утирающих слезы в одну пачку, а умирающих за Родину – в другую.

Нередко среди ночи случалась тревога: то звонил телефон, то приводили задержанных, то привозили пьяных. Лыжин с неудовольствием отрывался тогда от своих дум, лениво составлял протоколы, коротко и неохотно отвечал по телефону и отделавшись, начинал вновь ходить из угла в угол с сдвинутыми бровями, с сосредоточенным взглядом, обращенным в не ведомую и не ясную для него самого даль.

С половины ночи на него нападала тоска, страшная тоска, и он делался унылым и мрачным.

«Когда бесятся собаки, они становятся сначала скучными», – вспомнилось ему почему-то из практики.

И сам он, и все знакомые, и вся Россия представлялись ему скучными и впавшими в тоску.

3

Лыжин был у доктора, жалуясь на нервы и сердце. Полицейский врач дал ему капли, велел пить бром и перестать курить.

Рассказывать о себе все подробности Лыжин стеснялся, боясь навлечь неприятности по службе. Он пил бром и капли, однако думы его оставались все те же и по ночам по-прежнему не давали покоя.

Из разных городов приходили все чаще известия об избиении молодежи. То там, то тут нападали на учащихся какие-то люди, увечили их и разбегались; при этом полиция, как писали в газетах, хранила благосклонный нейтралитет…

И Лыжин думал: «Неужели все это именно так и было?» И сам себе не хотел верить, когда слыхивал от пристава:

– Я бы им, мерзавцам, и не то еще показал!

Читая обо всем этом, Лыжин, незаметно для себя оставлял иногда газету, клал на нее руки и, не моргая, долго глядел куда-то вперед, где рисовались ему знакомые лица, знакомые картины, пока звонок, или голос, или шум не выводили его из этого оцепенения.

Однажды в участок к Лыжину пришел какой-то человек, по виду рыночный торговец, с картузом в одной руке и с газетой в другой.

– Что вам угодно? – спросил Лыжин.

Тот отвечал, горячась и запинаясь:

– Потому как я, ваше благородие, истинно русский человек и патриот, а вот «Ведомости» вон что пишут…

Он положил газету на стол и начал тыкать в нее крепким толстым пальцем, окруженным толстым обручальным кольцом.

Очевидно, текст он давно уже зазубрил наизусть.

– Извольте читать, сказано прямо: «Русские люди, родные наши, братья наши, откликнитесь! Дайте волю вашему сердцу, и оно подскажет вам, что надо делать. Как прежде уничтожали лжедмитриев-самозванцев, так теперь надо русскому люду уничтожить гнусных крамольников… И первая казнь, которую народ совершит…»

– Это каких же крамольников? – перебил Лыжин.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.