Пронеслась мимо милицейская «Волга», шмыгнули «Жигули» с Усольцевым и компанией, обогнал и Астахов. Недоуменно сигналя, обогнул Краева тяжелый автобус. Грузойик с прицепом какое-то время тащился следом, не выдержал, сердито вспыхнул подслеповатыми фарами, старчески кашляя и вихляя длинным, тяжело груженным прицепом, обогнал «Жигули» и заторопился по своим рабочим делам.
Кепко посмотрел на друга с любопытством, но без особого удивления, погладил ладошкой коротко стриженную лысеющую голову и стал смотреть в окно на проползавший мимо пейзаж. Кепко знал своего друга и неприятеля. Чем сильнее Краев злился, тем медленнее становились его речи и движения. А сейчас заслуженный Олег Борисович находился в бешенстве. Сидевших сзади Нину Маевскую и Игоря Лозянко Анатолий Петрович не жалел, но и позавидовать им не мог. Он вновь взглянул на друга. Олежка кипит, сейчас пар начнет выходить. Опасаясь, что и его ошпарит, Анатолий Петрович отодвинулся вправо, прижался виском к стеклу.
Нина Маевская, как всякая ценящая свою внешность женщина, температуру атмосферы не ощущала. Замкнутая на себя, Нина и занималась собой. Эту желтую блузку надо продать. Конечно, желтый цвет брюнеткам к лицу, но слишком ярко. Могут подумать, что Нина Маевская боится остаться незамеченной. Светло-серые тона, стальные, вот ее стиль. И волосы оттеняет, и к глазам подходяще. С Павлом пора кончать и выходить за него замуж. Ну и свадьбу они отгрохают! И сразу в Москву. Нина Астахова. Звучит? Только она сразу превратится в жену Павла Астахова. Мужики подожмут хвосты и отвернутся. И в Москве затеряться можно, там одних кинозвезд табуны бродят. Здесь, в Городе, ее знают. А толку? Любви хочется. Не чужой, своей любви, о которой столько написано, о которой шепчутся подруги. Нина подходит, и они замолкают, полагая, что ей неинтересно, она знает о любви все. Ничего она не знает, чужая любовь надоела, себя любить тоже скучно, однообразно, хочется поделиться. А с кем? Одни смотрят, вздыхают, тоска непролазная. Иные, улучив момент, гипнотизируют, изображают удавов, руки у них дрожат, пальцы холодные, жесткие, пуговицу расстегнуть не в состоянии. Один Паша и есть, себе цену знает и ей тоже, только серьезен слишком. Живешь и живи, радуйся. Молодости, силе, славе. Лети, лови мгновения. Пашу все на глубину тянет, там одиноко, мысли разные появляются. Неспокойно на глубине, мрачно. Молодость-то одна, другой не выдадут. Паша словно на века планирует, обреченный он. Хуже отца. Одна лишь разница, отец все о том, как он в молодости... Другие мужики в его возрасте любовниц имеют двадцатилетних. А он войну помнит, хоть сопляком в те годы был; точно дед, бубнит: «Хлеб не бросай», «Голода не знала». Отец о прошлом, Паша о будущем: вперед, там, за виражом, еще немного... Надо решить, приналечь, счастье в борьбе, результат, победа, все прошедшее неинтересно. Нине прошлое неинтересно, и будущее не манит. Есть сегодня, сейчас, минута, которая никогда не повторится.
Игорек руку ей на бедро положил, будто по рассеянности. Пошло. Но рука его в сей момент существует, она реальна, лежит себе, не из прошлого тянется и в никуда не тащит. Пустой он парень, Игорек Лозянко, однако по земле ходит, с ним легко и понятно. Он ничего не скрывает, не манит, не обещает. Для него разговоры о шмотках не оскорбительны, он отличает шейк от твиста, не говорит о войне, о солнечном завтра. Конечно, Нина на близость с ним не пойдет, она не идиотка, будет держать рядом. А что завтра? Так сначала пусть этот вечер кончится, и ночь пройдет, а утро подскажет; оно, как известно, мудренее.
Игорь чуть сжал Нине бедро и, опережая реакцию, руку убрал, посмотрел девушке в глаза открыто, приглашая заключить союз, ни ее, ни, его ни к чему не обязывающий.
Нина загадочно улыбнулась. Хороша стерва, подумал Игорь, но уж хитра больно, расчетлива. И не пьет совсем, не раз проверено, в рот спиртного ни капли не берет. Это совсем плохо. Когда Игорю Лозянко говорили о женщине, что она неприступна, он всегда спрашивал: спиртное употребляет? Если да, то неприступность — вопрос времени и умения. Нинка не пьет, стерва.
Игорь нагнулся к девушке, зашептал:
— Заскочим ко мне, новый диск имею. Потрясающий!
— Какой?
— Заскочим, услышишь.— Лозянко хотел было добавить: мол, главное — зайти. А там услышишь и увидишь.
Хотя Игорь ничего не сказал, Нина все поняла отлично.
Сопляк, подумала она. Я зайду, но ты будешь как шелковый.
Краев наблюдал за Ниной в зеркало и не заметил, что инспектор ГАИ махнул ему жезлом, приказывая остановиться. Машина катилась к Городу. Ее догнала трель милицейского свистка. Краев не реагировал.
Кепко взглянул на друга удивленно.
— Будем уходить?
— Что?— не понял Краев.
Машина ГАИ молниеносным броском обогнала их, остановилась впереди; чуть развернулась, перекрывая дорогу. Краев остановил «Жигули», приспустил стекло. Капитан милиции, примерно ровесник Краева, тяжело выбрался из машины и, поигрывая жезлом, подошел.
— Инспектор второго ГАИ капитан Жиглов,— представился он.— Почему не останавливаетесь?
Краев ничего не ответил, даже не взглянул, протянул в окно документы. Инспектор тщательно проверил их, сличил фотографию на правах с оригиналом, взглянул на номер машины, нагнулся к Краеву, спросил:
— Как вы себя чувствуете, Олег Борисович? — Инспектор потянул носом воздух.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Навстречу XXVII съезду КПСС
Продолжение серии документальных очерков Александра Таха. Судьба Саши Карастоянова
Молодёжная мода