— В семнадцать со следователем на обыск!— Антонов энергично взмахнул рукой.— Ножевой удар.
— Идите.— Гуров взглянул, на часы.— Вы большие и умные, я вам слов говорить не буду.
Он пожал им руки, не рассердился, увидев облегчение на их лицах, выпроводил за дверь, подошел к столу, вытряхнул пепельницу.
Вернулся Боря, мокрые волосы его казались лакированными. Увидев, что товарищей отпустили, довольно улыбнулся.
— Чудак вы, коллега,— сказал Гуров.— Нас стало в два раза меньше, а вы радуетесь!
— Воюют не количеством, Лев Иванович! Конечно, можно было сказать и о Борином умении, но Гуров промолчал, так как еще не забыл, как сам обижался на подобные реплики.
Инспектор Борис Ткаченко закончил юрфак, работал в розыске второй год, опыт имел соответствующий стажу, был абсолютно убежден, что начальник его, прибывший из самой Москвы Лев Иванович Гуров,— личность неординарная, хотя возраст уже накладывает отпечаток консерватизма.
Боря сел за стол напротив, Гуров разделил уложенные в папку рапорты и справки на две части, и они начали перечитывать собранную их товарищами информацию. Работали молча, делая на отдельных листочках пометки, закончив, поменялись папками.
Гуров отложил ручку первым, взял со стола пачку «Уинстона», которую изъяли из квартиры убитого. Пачка сигарет уже побывала у экспертов, наука выжала из нее максимум: имелся годный к идентификации отпечаток второго пальца правой руки. Все.
Когда Ткаченко смотрел на эти сигареты, взгляд его становился меланхоличным и загадочным. Он считал, что в руках профессионала пачка «Уинстона» способна привести убийцу в кабинет. Вообще «старики», даже шеф, так Боря стал называть Гурова, небрежно относятся к мелким деталям. Они, асы, заклинились на поисках свидетелей, очевидцев, словно систему доказательств нельзя собрать по крупицам истины, разбросанным там и тут. Бегая сломя голову, о них не спотыкаешься, их способен разглядеть человек зоркий и умеющий фантазировать.
Гуров понюхал сигареты, вытащил одну и закурил. Боря осуждающе хмыкнул. Гуров иногда курил, что в глазах подчиненного принижало шефа, делало его фигуру более заурядной. У Гурова на эту пачку существовала своя точка зрения, он умышленно небрежно бросил «Уинстон» на стол и сказал:
— Коротко, но подробно изложите свое резюме, так сказать, подведите итоги.
Лева чувствовал себя отвратительно, так как версия, которую приберег, вызывала большие сомнения. Он воспользовался своим правом начальника. Слушать и критиковать всегда легче, чем анализировать и говорить.
— При расследовании убийства главное — определить мотив...
— Молодец, спасибо.
Боря взглянул обиженно и замолчал. Гуров хотел извиниться, но тоже молчал. Прошло минуты две. Лева поглядывал безразлично, вспоминая себя в аналогичной ситуации, когда мысли разбегаются, четкие фразы не строятся и на кончике языка вертятся общеизвестные, безликие штампы. Главное, что он тоже ничего стоящего сказать не мог.
— Мотив убийства не установлен.
— Убийство произошло двадцатого июля в период с... Ну-ну, давайте, Боря,— помог молодому сыщику Гуров.
— С двадцати одного часа тридцати,— продолжал Ткаченко,— до двадцати двух тридцати. Смерть наступила в результате перелома основания черепа. Удар был нанесен сзади, возможно, бутылкой. Видимых следов борьбы нет, есть основания предполагать, что убийца и убитый были знакомы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Продолжение серии документальных очерков Александра Таха. Судьба Саши Карастоянова
Западногерманский журнал «Шпигель» удостоил своим вниманием «Смену»: опубликовал отклик на одно из наших выступлений
Клуб «Музыка с тобой»