Повесть
В прихожей послышались тяжелые шаги, донесся голос Серова:
— Послушай, прокуратура, люди могли бы дать нам и передохнуть.
Следователь ответил что-то невнятное.
— Лозянко? В двадцать один час он в аэропорту с Пашей цапался!— Серов говорил неприлично громко.
Профессия профессией, а под ногами труп лежит, понятые сидят, может, любили его? Ну, не любили, так сосед — человек всегда не посторонний, подумал Гуров.
— Гуров где? Иль не соизволил? — продолжал Серов все так же на высокой ноте.
Он вошел в кухню, пахнуло паленым, лицо подполковника блестело от пота, на щеке черные полосы. Видно, он вытер лицо рукой, которая была в саже.
— Сидите? — Он мотнул головой, словно хотел забодать. Глянул из-под набрякших век, Гуров увидел голубые растерянные глаза и отвернулся.— Понимаете, он квартиру не мог поделить. Жена на размен не соглашалась. Так он хлебнул основательно и поджег. Керосинчиком побрызгать успел...— Голос у Серова вдруг пропал, он продолжал спотыкающимся шепотом:— Ты, майор, видел, как труп из огня выносят?.. На брезенте такое маленькое лежит! Чтоб вас всех!
Серов ушел в ванную. Эксперт скользнул к входной двери, начал вывинчивать замок.
В два часа ночи Гуров с Серовым шли по улице. «Волга» обгоняла их, останавливалась, ждала и снова обгоняла.
Серов умылся, бешенство пропало, говорил он тускло, с трудом подыскивая простые слова:
— Ты понимаешь, майор, парень этот, убитый, он из спорта. Не велика фигура, но связан... Главное, там Паша рядом...— Он взглянул на Гурова.— Ты знаешь, кто такой Павел Астахов?
— Спортсмен.
— Это ты спортсмен и миллионы других. А Паша... - Серов посмотрел на Гурова с сожалением и продолжал:— Ты, конечно, вправе улететь. Но бандиты, которых мы намедни взяли, для меня майский ветерок по сравнению с той бурей, которая подымется в городе, ежели мы в этом деле Пашу тронем. А ты человек сторонний, опять же из Москвы.
Серов уже обрел форму, входил в роль, Гуров почувствовал его быстрый взгляд и тут же очнулся, приготовился к обороне.
— Мы тебя в гостинице в люкс переселим, майор, на несколько дней,— продолжал гнуть свое Серов.— Я тебе лучших людей дам, пусть они у тебя поучатся...
Гуров отключился, заставил себя все это не слышать, улететь мысленно в Москву. Слышать-то он не слышал, а с мыслями совладать не мог.
«Поучатся...» Ты змей. Из породы русских простаков. Умница. Понимаешь, что я твои детские уловки насквозь вижу. Ложка у тебя простая, однако, надежная, как оглобля. От поклонов голова не отвалится. Мол, ты мне не веришь, и не верь. А я говорю и говорю. А ты слушаешь и слушаешь. А в результате все слопаешь.
Гуров начинал злиться. И на себя — за то, что не может проявить характер, сказать мужские слова и улететь, и на подполковника, который говорит и говорит.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Продолжение серии документальных очерков Александра Таха. Судьба Саши Карастоянова
Разговор второй. И слово — и дело
Навстречу XXVII съезду КПСС