Человек, стоявший у водосточной трубы под козырьком подъезда, завороженный этим зрелищем, его звуками, вроде пришедшими из другого времени, дождался, пока они совсем стихли, и, осторожно отлепившись от стены, вошел во двор Армянской церкви. Не шаркая, он ступал по плитам, приближаясь к двери, ведшей в знакомое подземелье. Лишь притворив дверь и ступив на всегда холодные каменные ступени, включил фонарик, спустился, нащупал лучом вход в отсек и скрылся в нем. Пробыл там недолго, минут двадцать, потом так же вернулся, у ворот выглянул — направо, налево — и, убедившись, что улица насквозь пуста, двинулся к трамвайной остановке, зажав в потной ладони приготовленный заранее, скомкавшийся билетик...
Сергей Ильич шел на улицу Толбухина, которая до войны называлась Францисканской. Он мало верил в эту затею, но, чтоб не укорять себя потом мыслью о какой-то упущенной возможности, отправился искать старожилов в доме, где некогда проживал Михаил Бучинский.
Не доходя квартал до дома 11-а, Сергей Ильич увидел у входа в трехэтажное кирпичное здание вывеску «Жилищно-эксплуатационная контора № 102» и, поразмыслив, вошел. Начальника ЖЭКа на месте не оказалось, но был техник-смотритель, молодой, подвижный человек в строгом костюме, при галстуке, и Сергей Ильич в легкой тенниске-безрукавке почувствовал себя как-то неловко, даже ощутил некое зависимое положение.
— Вы по какому вопросу? — спросил молодой человек.
Представившись и не вдаваясь в подробности, Сергей Ильич объяснил.
— Дом 11-а двухэтажный, вроде флигеля. Старый. Там десять квартир, — сказал техник. — Сейчас мы паспортистку позовем... Зина! — крикнул он. — Принеси Толбухина.
Пришла паспортистка с толстой регистрационной книгой.
— Есть ли в доме 11-а старожилы? Скажем, люди, живущие там с довоенных времен? — спросил Сергей Ильич.
Найдя нужный адрес, она стала проверять список жильцов — возраст и кто когда поселился.
— Есть тут старик один, из восьмой квартиры, — паспортистка держала толстый палец на строчке, — Завадка Ярема Иванович, 1898 года. Живет в этом доме с 1944-го, как освободили город. Может, он жил здесь и при немцах, и до немцев... А так больше никого... Я могу идти? Меня там люди ждут...
— Иди, — сказал ей техник. — Вы загляните к нему, — обратился уже к Сергею Ильичу. — Старые любят вспоминать, — философски заключил он.
Поблагодарив, Сергей Ильич ушел...
Лестница на второй этаж и перила были деревянными, пахли скипидаром, кто-то заботливо протирал их. Дверь в восьмую квартиру когда-то давно покрасили красной половой краской, теперь она пересохла, облупилась. Не обнаружив звонка, Сергей Ильич постучал. Никто не откликнулся. Лишь после третьей попытки звякнула цепочка, и дверь отворилась. На пороге стоял маленький, усохший человек в полосатой пижаме со старческими коричневыми пигментными пятнами на лысом черепе. Кожа лица его настолько одрябла и так ее изжевали морщины прожитых лет, что глаз почти не было видно. И все же Сергей Ильич поймал их взгляд — странный, направленный на него и вместе с тем сквозь него и упиравшийся где-то далеко в какое-то препятствие.
— Ярема Иванович? — спросил Сергей Ильич. Старик кивнул.
— Як вам, если разрешите. Старик посторонился, пропуская гостя.
Сергея Ильича поразила бедность квартиры. Заметив на столе несколько пузырьков с воткнутыми в них пипетками, Сергей Ильич спросил:
— Вы болеете? Может, я не вовремя?
Слабо шевельнув пальцами немощной руки, как бы успокаивая визитера, старик ответил:
— Глаукома. Десять лет слепну. — Он поднял голову навстречу взгляду Сергея Ильича, приглашая начать разговор, ради которого тот пожаловал.
Ярема Иванович, как давно вы здесь живете? — приступил Сергей Ильич к делу. — Я из инюрколлегии.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.