Неустановленное лицо

Сергей Устинов| опубликовано в номере №1448, сентябрь 1987
  • В закладки
  • Вставить в блог

Но все мои вопросы имеют теперь определенную цель (по крайней мере мне так кажется), поэтому я продолжаю «менжеваться»:

— Слушай, это же все дико дорого. У меня нет таких денег.

В ответ Шу-шу приоткрывает на секунду глаза, смотрит на меня с усмешкой, вяло машет рукой: дескать, я могу не волноваться, она угощает. Беру шприц, флакон с раствором и удаляюсь в ванную. Может, вылить в раковину все сразу? Глупо. Не поверит, что я вкатила себе так много. Да и какой смысл? Как она сказала: «Вдруг» не кончится»?

Через некоторое время Шу-шу снова на ногах. Движения неровны, глаза блестят, зрачки в пол-лица. Опять начинается паломничество разных людей. Теперь я отмечаю, что те, кто приносит барахло или другой дефицит, проходят в комнату, без стеснения вываливают товар на стол или на ковер. Другие, их меньше, появляются чаще с пустыми руками и с пустыми руками уходят, перед этим вместе с Шу-шу закрываются на кухне. Среди них — давешний хорек. Всего таких было трое: две девицы, явные путаны, и он. Когда появилась первая, Шу-шу захватила с собой на кухню сумку... Улучив момент, я зашла туда, когда никто не видел, на секунду приотдернула «молнию». На дне лежали белые пакетики — сколько, я с перепугу не заметила...

Взглянула на часы и ужаснулась: восемь вечера! Что это я так расписалась? Тем более, самое основное я рассчитываю узнать завтра. Но вот парадокс: если завтра я действительно узнаю, откуда текут наркотики, материал мне писать не придется. Во всяком случае, в ближайшее время. У меня хватает соображения понять, что взять эту пакость с поличным неизмеримо важнее, чем прокукарекать с очередным разоблачительным опусом, а там хоть не рассветай... Поэтому быстро записываю два заключительных эпизода — главным образом потому, что без них теряет смысл вся предыдущая писанина. (Перепечатать, видимо, уже не успею. Но в редакцию отвезу — чтоб в крайнем случае сразу нашли.) Эпизод первый: мы с Шу-шу в притоне наркоманов.

Она говорит мне, что не пойдет сегодня «на работу», что вместо этого мы поедем в одно место. Докладываю: «одно место» находится где-то в районе Арбата, вернее, между Арбатом и Сивцевым Вражком, в переулках. Точнее сказать не могу, потому что было темно, Шу-шу командовала таксистом «направо-налево», пока мы не заехали в какой-то двор. В подъезде тоже было хоть глаз выколи, поднимались мы без лифта, по широкой лестнице старого дома на четвертый этаж. В дверь Шу-шу звонила условно: два длинных, два коротких, потом через паузу — длинный и короткий. С той стороны спросили: «Кто?» В ответ Шушу коротко три раза стукнула в дверь. Человека, который нам открыл, я не разглядела: в прихожей было еще темнее, чем в подъезде.

На подробное описание того, что я здесь увидела, уже нет времени, оставлю это удовольствие на будущее. Сейчас запишу только то, что может пригодиться моим печально-возможным читателям в красивых серых фуражках. Квартира большая, комнат в пять, с высоченными потолками. Света почти нигде нет, только в дальнем конце длинного коридора еле тлеет пятнадцатисвечовая лампочка. По этому коридору бесшумно скользят какие-то то ли люди, то ли тени, чаще всего полуодетые. В одной из комнат тихонько играет музыка, надымлено до невидимого потолка, мрак прячется по углам от единственной оплывшей свечи в блюдце посреди пола. Люди на ковре в разных позах. Запомнила одного, свернувшегося, как эмбрион. В соседней комнате музыки нет, здесь другие звуки. Тоже надымлено, надышано, воздух сперт, висит осязаемыми клочьями. В углах угадываются две кровати.

Шу-шу в самом начале сунула мне в руки зажженную папиросу, бросила: «Иди, покайфуй» — и куда-то пропала. И вот через некоторое время, слоняясь из комнаты в комнату, вместе и страшась, и любопытствуя, я услышала где-то рядом с собой негромкий знакомый голос. Остановилась. Слушаю. Вскоре начинаю понимать, что говорят из-за маленькой двери, возможно, ведущей в кладовку или чулан. Потом замечаю и узенькую полоску света на полу.

— ...не лови сейчас крутого порноса, — убеждает кого-то Шу-шу. — Сдавай, как берешь, даже в убыток сдавай. Нет бабок, скажи, я домажу. Нам надо сейчас клиенту показать, что мы можем схавать столько, сколько он может дать. А то все уедет. Я у него уже видела вчера двух Джорджей — крутые, козырные, все в бантиках! Они пару кило сожрут — не подавятся.

Собеседник что-то глухо бубнит в ответ — я не разбираю ни слова, наверное, он дальше от двери. Улавливаю только, что голос мужской.

— Слушай, Кролик, — на середине бубнения резко обрывает его Шу-шу, — у тебя в голове тараканы. Если «джеф» уйдет налево, то у нас не будет ни бабок, ни «джефа». Я-то еще себе заработаю, а вот тебе, козлу, останется только в урну головой...

Полоска света на полу вдруг становится шире, я в панике бросаюсь прочь, сталкиваюсь с чем-то мягким, толстым, голым и противным, оно сдавленно охает, а я шныряю в ближайшую комнату, забиваюсь в угол, туда, где мрак, подальше от свечи, от света, от Шу-шу.

Эпизод второй: ночной разговор. Собственно, в эту ночь я узнала наконец, почему Шу-шу собиралась искать меня через «Волшебницу», зачем потащила тогда, бросив клиентов, к себе, для чего не отпускает ни на шаг, прикармливает дармовыми наркотиками, дарит шмотки, даже втягивает в проституцию. Чем ей так важно, чтобы мы были похожи друг на друга.

Надо отдать ей должное, свою партию она провела неплохо. То есть я имею в виду, что, будь на моем месте действительно какая-нибудь недалекая профурсетка-медсестричка, падкая на «кайф» и красивую ресторанную жизнь, Шу-шу, пожалуй, удалось бы ее уболтать. Она и легенду придумала вполне роскошную, жалостливую и бабскую одновременно: про первую любовь, про смертельную ревность... Ну как тут не клюнуть? Что до меня, то я не сомневаюсь, что все ее байки — ложь от первого до последнего слова. И если согласилась участвовать в этой афере, так только потому, что надеюсь таким образом добраться до того, кто поставляет Шу-шу наркотики. Вы спросите, почему я считаю, что речь идет именно о нем? Называйте это интуицией или как хотите, но, узнав немного Шу-шу, посмотрев краем глаза мир, в котором она живет, я уверена: пуститься на такое предприятие она может ради одного. Ради «кайфа».

Теперь по порядку. Под утро, когда мы, выбравшись из переулков, поймали на бульваре такси и вернулись домой, мне была в полутемной комнате рассказана душещипательная история.

Он был у нее первый. Единственный. Неповторимый. Свет в окошке. Она любила его больше жизни. Хотела за него замуж, родить от него ребенка. С ним она впервые попробовала «калики», «подсела на иглу». (Во всем этом Шу-шу не видела, как мне кажется, никакого противоречия.) Он был настоящим мужчиной — сильным, смелым, никого не боялся. Наоборот, его все боялись, даже она, Шу-шу. Если он что-то говорил, то все знали, что он сделает, как обещал. Я так поняла: пообещает убить — убьет. В этом была его сила. И вот однажды какая-то падла (здесь в голосе появляется надрыв) сделала ему подставку, заложили голубя сизокрылого, и уехал он надолго в дальние края. Она же, сирая, поневоле прибилась к другому, ведь ей, несчастной, надо же было где-то иметь защиту и опору?!

Я сочувственно киваю Шу-шу, даже подумываю, не всплакнуть ли мне с ней на пару. Но все-таки между делом интересуюсь: как эти сердечные дела увязываются с ее, так сказать, основным занятием? И, не веря своим ушам, узнаю: никак не увязываются. Оказывается, сизокрылый сам, приручив девчушку, начал подкладывать ее знакомым — иногда в карты проигрывал, иногда «по дружбе» тем, кому был чем-то обязан. А порой, когда нужда была, так и просто за деньги. Под «кайфом»-то, как выразилась Шу-шу, ей все один черт было.

Другой же и подавно в курсе всей ее жизни. Он старик уже, ему, кроме как за деньги, и ждать нечего. Да и главное для него — с молодой модной телкой по гостям и в кабак ходить. С понтом под зонтом, как опять же выразилась Шу-шу.

И вот какая на днях приключилась у них история. Прилетел из дальних краев голубок. А тот, другой, тоже не хочет расставаться с Шу-шу, прикипел душой, стало быть, на старости лет.

Казалось бы, плюнь на старика, возвращайся к любимому!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Марина Амельяньчик

Спортивный автограф

Вдали музыка и огни

Молодёжь и искусство