— Ну, ну... — нетерпеливо подстегнул я его. Он почесал в затылке и произнес обреченно:

— Ох, напортачите вы мне... — И продолжал: — Так вот, кто вложил деньги, я не знаю. Даже не предполагаю пока. Я и про то, кто непосредственно занимается производством, тоже не знаю. Я только и знаю, что есть человек, который мог бы им заниматься. А больше ничего.

— Кто? — нетерпеливо спросил я, открывая блокнот.

— Записывай, — махнул рукой Леван. — Гароев Артур Николаевич, тридцать восемь лет. Кличка — Кобра, это из-за очков, а еще, наверное, потому, что у него лицо такое противное, удлиненное. Ну, это не суть важно. А важно, что он по образованию химик, говорят, даже неплохой. Работал в каком-то НИИ, сейчас не помню, в каком, натаскал оттуда разных колб и оборудовал у себя дома целую лабораторию. Гнал всякую дрянь для себя и на продажу. Мы это дело прекратили...

— И что с ним сейчас?

— Хороший вопрос... — вздохнул Багдасарян. — Дрянь, она и есть дрянь. От нее у людей изменение личности происходит. Все симптомы, как при шизофрении. И никто потом не может сказать, то ли он стал колоться оттого, что был шизиком, то ли он шизиком стал оттого, что кололся... В общем, лечили его принудительно года два, а потом выпустили.

Я открыл было рот, чтобы задать очередной вопрос, но Багдасарян меня опередил:

— Сегодня уже мои ребята наводили справки, аккуратно, через участкового. Кобра дома не живет, появляется крайне редко...

Когда я открыл дверь в нашу комнату, Северин заканчивал с кем-то говорить по телефону. Расшифрованная рукопись Троепольской лежала перед ним на столе.

— Читай быстро, — сказал он, кладя трубку. — Через пятнадцать минут нас ждет Комаров. Звонил Балакин: ему привезли «дело» Данилевского, там есть его кличка. Это Луна. И еще. Пришел ответ на наш телекс из колонии. Данилевский четыре месяца назад освобожден условно-досрочно. В настоящее время местонахождение неизвестно.

20

«Всю субботу вместо того, чтобы думать о душе, занималась бог знает чем. С утра ездила к Анне Николаевне, прибирала ей квартиру — пылища от этих книг неимоверная! Сходила за продуктами для себя и для нее, позавтракали. Этот подонок все еще ей названивает иногда, даже приходил два раза. Бабулька моя клянется, что на порог его не пустила, сказала, что лучшие книги отдала мне и остальные тоже скоро передаст в музей. Лошадь, наверное, скрежетала зубами!

Ну ничего, тут меня просто более важные дела отвлекли, а вот покончу с ними и возьмусь за это животное. Е.б.ж., как говорил один ныне покойный литератор. Материал-то весь практически собран, осталось только сесть и написать. Спешки нет: все, слава богу, задокументировано и никуда теперь не денется. В бухгалтерии Мосбуккниги хранятся квитанции на одни и те же книги, которые он за копейки покупал из-под прилавка у Лангуевой, а потом сдавал в Дом книги совсем по другой цене. Подумать только, переносить книги из одного государственного магазина в другой, за две улицы, и зарабатывать на этом сотни рублей! Не считая всех тех просто ограбленных, к кому эта стерва посылала его как «честного и знающего коллекционера».

Сама она тоже в последнее время ведет себя тихо, как мышка. Никаких тебе коммунальных ссор, выселить меня не грозит и с обменом в Бирюлево не пристает. Но я на всякий случай, когда она куда-то умотала, соорудила во втором ящике серванта тайничок, отбила себе все пальцы молотком. Так что Пушкин, Радищев и компания лежат там. (Это для вас информация, мои милые розоволицые друзья.)

И вот только теперь села дописать то, что вчера не дописала. А получается почему-то не о том. Е.б.ж, е.б.ж., е.б.ж. А ведь хорошо бы еще вечером поехать в контору все это перепечатать, иначе какой смысл писать? Никто не разберет!

Да, еще звонил три раза мой новый обожатель: ст.н.с. Эдичка Буйносов. И смех, и грех! Разливается по телефону соловьем, всякие байки про великих писателей рассказывает, а потом — бац! Начинает скрипеть что-то нудным голосом про список библиографии — это, значит, жена у него в комнату вошла. Потом опять бормочет жарко, что мечтает со мной встретиться, но сегодня не может: выходной, домашние заботы заедают, стало быть. Надо бы послать его, конечно, по-хорошему, не морочить голову, да жалко. В понедельник зовет в ресторан, праздновать мой день рождения. Все лучше, чем опять с матронами нашими пирожные весь вечер трескать. Может, пойду с Эдичкой. Е.б.ж.

Так на чем мы остановились? Ага, на том, что Шу-шу заснула, а я потихоньку смылась. Но утром я вернулась — часов в одиннадцать.

Звонить в дверь приходится долго, наверное, минут десять. Наконец Шу-шу мне открывает. Боже мой, я не в состоянии описать это зрелище! Котенок, только что вынутый из помойки, выглядит привлекательней.

Она вся зеленая, в каких-то розовых пролежнях. Глаза у нее, по-моему, просто не открываются, она, наверное, дошла до двери ощупью. Снова, как вчера, ее бьет мелкая дрожь.

— Это ты, — говорит она совершенно безразлично, падая обратно в кровать и забиваясь под одеяло. — Уколешь?

Я по наивности сначала не понимаю, чего она от меня хочет. Потом соображаю: у нее такое состояние, что она сама просто не может попасть себе иглой в вену.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• …
• 19
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.