Но я и не собирался возражать, хоть мне тоже не терпелось увидеть самому расшифрованную рукопись Троепольской. Часы показывали половину шестого. Вечер пятницы. Заканчивался первый из трех дней, отведенных нам на поиски пропавшей журналистки. И дело, разумеется, было не только, да и не столько в амбициях нашего начальства. Просто с каждым днем шансы найти ее живой стремительно уменьшались.
Багдасарян сидел за столом у себя в небольшом запроходном кабинетике и писал. Увидев меня, Леван с наслаждением отбросил авторучку.
— Три раза тебе звонил! — воскликнул он. — Счастливый человек, в кабинете не сидишь, гуляешь на свежем воздухе!
Я не стал возражать, рассказывать, как именно я гуляю, тем более что самого Левана только недавно перевели на эту должность из старших оперов. Просто жалобы на судьбу входят в его манеру разговаривать.
— Слушай, она же проститутка, знаешь? — возмущенно воскликнул он, от вступления переходя к делу.
— Знаю, — успокоил я его. Но Багдасарян успокаиваться не хотел. Он тряс головой и цокал языком. Его тонкая восточная душа не могла смириться с тем, что есть женщины, которые за деньги продают самое дорогое, что у них есть.
Наконец он протянул мне два скрепленных между собой листка бумаги.
— Кличка у нее Шу-шу. Здесь кое-какие ее связи. Кое-какие, — подчеркнул он. — Ты ж понимаешь, дорогой человек, проститутка не домохозяйка, ее знакомых на одном листке не уместишь. Тут только те, что по нашей части. А это такой народ... — Он снова огорченно поцокал языком. — Просто так ни о чем с тобой говорить не станут. Разве только с поличным возьмешь... И то, под протокол — ни-ни!
Он поднялся со своего места, развернул в мою сторону, как боевое орудие, свой похожий на рулевое весло нос и оперся о поверхность стола костяшками пальцев, словно собирался произнести речь. Так и оказалось на самом деле.
— Вот результат: раньше кричали — нет наркомании, нет наркоманов! Теперь взялись за алкоголь, кричат — есть наркомания, есть наркоманы! Теперь говорят: давай, Багдасарян, борись! А как бороться, не говорят. Ведь это не просто наркоманы — это ж люди-граждане. Да еще к тому же больные! Их доктора лечить должны. А что Багдасарян должен делать? Багдасарян должен так делать, чтоб этим наркоманам негде было наркотик купить! Раньше как бывало? Задержали его с поличным, спрашивают: где взял? Он говорит: на улице нашел! Ах, на улице, говорят? Очень хорошо, говорят! Получи три года, принудлечение и привет, говорят! Нет наркомании, — Леван выразительно развел руками, — есть отдельный наркоман. Эх, сколько времени упустили, потеряли!
Он вдруг сник и сел на место, отдуваясь, как после жаркой схватки с невидимым врагом. Потом продолжал, неожиданно ухмыльнувшись:
— Я тут имею, конечно, кое-какую информацию. Эта твоя Шу-шу — наркоманочка со стажем. И вот в той компании, где она крутилась, последнее время тревожный симптом обнаружился. Сухой морфий...
Я аж весь вперед подался, но Леван все с той же ухмылочкой предупреждающе поднял руку.
— Погоди со стула падать, дорогой человек. Я ж потому и говорю, что ты у меня в прошлый раз морфием интересовался. Значит, так, — Багдасарян поудобней устроился на стуле и завел глаза к потолку, — задержали мы три дня назад одного ягненочка... — Но тут же он сам себя поправил, досадливо щелкнув пальцами: — Э, в том-то и дело, что задержали, да не мы. Участковый, понимаешь, бдительность проявил: тот у него на территории квартиру без прописки снимал. Пришел с проверкой документов, а ягненочек-то под «кайфом»! Ну, туда-сюда, дальше — сам понимаешь. Нашли при нем пакетик — десять грамм сухого морфия. Отправили мы этот морфий на экспертизу и вот только сегодня получили ответ...
Леван порылся в бумагах у себя на столе, вытащил несколько листочков. Еще раз просмотрел их, словно боялся ошибиться, и сообщил:
— Похоже, этот морфий не промышленного производства.
Я слушал, напряженно прикидывая, чем это может быть полезно нам. Предположим, те крошки из плаща Троепольской и то, что мы нашли в квартире Салиной, — того же, так сказать, самогонного происхождения. Это всего лишь гипотеза, это еще экспертиза должна установить, но предположим. Что это нам дает?
— Леванчик, нельзя поподробней про ягненочка? — попросил я.
Багдасарян тяжко вздохнул.
— Можно... Крол Леонид Федорович, двадцать семь годков молодцу. Нигде не работает. То есть где-то он там числится, но это, сам понимаешь, фикция. Колоться начал лет с двадцати. Сейчас, по-моему, уже полуфабрикат для крематория. Дважды принудительно лечился. В перерывах спекулирует чем придется, в основном по мелочи. Только чтобы хватало на «кайф». Семьи нет. Отец умер, мать жива, вся седая от него. В общем, светлая личность...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.